Теология Афанасия можетъ быть понята лишь иа почве неоплатоническаго оригенизма. Божество Афанасий определяетъ такими же отвлеченными чертами, какъ Оригенъ и Плотинъ. Богъ есть простая (απλήν),
блаженная и непостижимая (άκαταλήπτον) сущность. Онъ не доступенъ никакому определению; нельзя сказать, что есть Богъ Самъ въ Себъ, можно говорить лишь ο томъ, что Онъ не есть. Онъ выше всякой сущности и человеческаго промышления, выше красоты или блага (υπέρκαλος). Онъ безначаленъ и веченъ, безтелесенъ, невидимъ и неосязаемъ. Онъ есть полнота бытия и совершенства (αυτάρκης хаι πλήρης εαυτόν, πλήρης хаι τέλειος) и стоитъ выше всякихъ недостатковъ. По своему существу Онъ есть чистое бытие (τοον), бытие въ совершенномъ и абсолютномъ смысле (όντως оν) и въ то же время Онъ есть благо, такъ что самое бытие и благо въ Немъ тождественны. Но историко–догматическое значение Афанасия состоитъ не въ учении его ο Боге; на этотъ пунктъ богословия онъ вообще не обращаетъ внимания и высказы–вается между прочимъ. Борьба съ арианствомъ и потребности времени заставляютъ его сосредоточить весь свой оригинальный умъ и диалектическую силу на разъяснении другого вопроса, — вопроса объ отношении Логоса—Сына къ Богу—Отцу, такъ что почти нельзя указать ни одного его сочинения, где онъ такъ или иначе не касался бы этого вопроса, не говоря уже ο цельныхъ и законченныхъ трудахъ Афанасия, посвященныхъ выяснению исключительно этого пункта. Та важность, которую самъ Афанасий придавалъ своему учению объ отношении Сына— Логоса къ Богу—Отцу и то решение, къ которому онъ пришелъ, и которое открыло собой новую эпоху въ истории богословской мысли христианства, заставляетъ насъ съ возможной подробностью остановиться на анализе этого учения. Общий итогъ воззрений Афанасия на Логоса—Сына можетъ быть выраженъ такъ. — «Онъ есть преискреннее, истинное и собственное рождение сущности Отца (γνήσια xaι άληθή γέννημα ιδιον), истинный Богъ, единосущный истинному Богу. Онъ есть первый и исполнение перваго и единаго Божества (Отца), всецелый и совершенный Богъ. Сынъ принадлежитъ области абсолютнаго и полнаго Божества и не имеетъ ничего общаго съ сферой тварнаго.Чтобы понять тотъ логический путь, при помощи котораго Афанасий пришелъ къ этому новому и первый разъ высказываемому въ истории богословской мысли выводу, намъ нужно войти въ некоторыя подробности. Древняя греческая философия, вообще говоря, за исключениемъ разве одного Аристотеля, не разделяла Бога и миръ резкою гранью. Даже у такого, сравнительно отвлеченнаго мыслителя Греции, какъ Платонъ, миръ называется «вторымъ Богомъ», единороднымъ Сыномъ Божиимъ», «образомъ Его творца». Стоицизмъ утверждалъ тожество Бога и мира. Учение Библии ο творении мира изъ ничего должно бы было предохранить христианскихъ писателей отъ всякаго сближения Бога и твари, однако некоторые следы этого сближения у нихъ наблюдаюгоя. Такъ, апологетъ Тацианъ называетъ Бога ипостасыо (νπόσταοις)
всего и даже Ириней въ воле Божией видитъ «субстанцию» всего. Въ истории греческой философии неоплато–низму принадлежигь заслуга — въ первый разъ понять Божество и миръ, какъ два противоположныя начала. Единое просто (άπλοϋν) и несложно, въ мире царитъ не–исчерпаемое множество и разнообразие явлений. Единое есть вся полнота бытия и блага; материя, составляющая основу чувственнаго мира, есть нечто несуществующее и по своей природе зло. Классическая идея неразрывности Божества и мира заставила и Плотина целымъ рядомъ тонкихъ логическихъ приемовъ соединить несоединимое и связать въ одну непрерывную цепь бытия Единое и миръ, однако и онъ, какъ мы видели, отличалъ сферу «божественнаго и досточтимаго» отъ области чувственнаго мира·. Уже Дионисий александрийский и Феогностъ отвергали учение Оригена ο вечномъ происхождении мира, заимствованное изъ неоплатонизма, и отзвуки событий, последо–вавшихъ въ Александрии, показали намъ, что частыо александрийскаго клира было уже произнесено слово «όμοουιους». Учение ο творении мира изъ ничего подорвало ту искусственную связь, въ какой поставлено было Единое и миръ въ неоплатонизме, сфера «Божественнаго и досточтимаго» (три Божественныхъ Ипостаси) была отделена отъ области конечнаго и составила собой единое истинно сущее. Богъ и материя оказались въ своей полной первоначальной противоположности.