История Древнего мира: от истоков цивилизации до падения Рима

Учение Конфуция, которое Шан Ян находил таким разрушительным для своих целей, продолжало жить благодаря его самому знаменитому ученику Менцию (как и Конфуций, это латинизированная форма имени Мэн-цзы). Работы Менция обращали особое внимание (что едва ли удивительно) на взаимоотношения между правителем и его народом. Правитель правит по воле Небес, писал Менций, но так как Небеса «не говорят», правитель обязан взвешивать, правильно ли на деле он выполняет волю Небес, прислушиваясь к мнению людей.¹⁷ Если бы он слушал достаточно внимательно, он бы знал, что война никогда не была волей Небес. «Можно угадать, каковы ваши основные амбиции — пишет Менций, адресуясь к воображаемому царю. — Расширить вашу территорию, радоваться уважению Цинь и Чу, править Центральными землями... Стараться осуществить такие амбиции [силой оружия] — все равно, что искать рыбу, взобравшись на дерево».¹⁸ Такая философия не приветствовалась царями, которые предпочитали «взбираться на дерево»; Менций, который предложил себя в советники князьям нескольких различных государств, был отвергнут ими всеми.

Но Менций был не только голосом, предлагавшим решения. Его письменные работы давали конфуцианскую трактовку способности человека к совершенствованию: необходимость доброты и соблюдение должных форм как путь нахождения мира в тревожные времена. Многие в Воюющих Царствах находили это абсолютно неприемлемым. Они ежедневно видели доказательства существования эгоизма и страстного желания власти; они жили в таком ежедневном хаосе, что соблюдение форм казалось бессмысленным.

В течение этих лет новая философия, абсолютно отличная от философии Менция, выстраивала мистические связи из более древних времен. Окончательно эта философия появилась в письменной форме кзкДао-Дэ-Цзин. Дао — это Путь. Даосисты верили, что путь к миру лежит в пассивном приятии обычного хода вещей, что должно было казаться легко выполнимым.

Даосист не создает законов. Все декларации об этичном поведении неизбежно делаются недействительными, становясь отражениями собственной врожденной порочности человека.¹⁹ Любых позитивных заявлений нужно избегать, наряду с агрессией и амбициями. Вот как объясняет Дао-Дэ-Цзин:

Тао неизбежно ничего не делает,

и все-таки нет ничего невыполненного.

Если бы цари и князья могли сохранить это,

все дела пошли бы через их преображение...

Отсутствие желаний привело бы к покою;

Мир сам по себе нашел бы свое равновесие.²⁰

Чтобы выйти из хаоса, нужно ждать с верой — что будет, то будет: вот практическая философия для тяжелых времен. Вероятно, самым знаменитым даосистом был Чжуан-цзы, который родился в том же году, в котором князь Сяо унаследовал трон Цинь и пригласил Шан Яна в свою страну.

«Достоинства императоров и царей излишни, когда дело касается мудрости, — писал он, — а не средств, позволяющих поддерживать тело в целости и заботиться о жизни. И все-таки как много мужей грубого мира сегодня ввергают себя в опасности и отбрасывают жизни прочь в погоне просто за вещами! Невозможно помочь им, сожалея!»²¹

Сам Чжуан-цзы изложил это метафорически так:

«Однажды Чжуан-цзы приснилось, что он порхающая бабочка, он доволен собой и делает, что хочет. Он не знал, что он Чжуан-цзы. Внезапно он проснулся и вспомнил, что он во плоти и, несомненно, является Чжуан-цзы. Но он не мог понять: тот ли он Чжуан-цзы, которому приснилось, что он бабочка, или он бабочка, которой снится, что она — Чжуан-цзы».

В такие дни даосист находил наиболее приемлемым способом существования отрешиться от материального мира. Следующая военная кампания, которая разразилась у его дверей, следующий закон, выпущенный князем, чтобы ограничить его возможности — все это лишь отдельные раздражители, а не истинная природа вещей. Неважно, сколько барьеров поставлено вокруг него — он остается безучастным, как бабочка.