История Древнего мира: от истоков цивилизации до падения Рима

Однако он оказался более удачливым в опекунах, чем другие молодые цари. Эти официальные лица серьезно относились к своей задаче; в интересах Чжэна они отразили все нападения соседей Цинь до того, как тот повзрослел. В двадцать два года Чжэн вступил в полновластное управление Цинь.⁵ Он планировал завоевание не только соседей, но и всего Китая. К

232 году он собрал армию большую, чем возникала когда-либо раньше; к 231 году он впервые приказал, как пишет Сыма Цянь, «записывать возраст мальчиков» — что наверняка указывает на всеобщий набор в армию. И с 230 года другие государства Китая начинают рушиться одно за другим. Хань сдалось в 230 году. Чжао — двумя годами позднее. Наследник престола царства Янь, обеспокоенный увеличением мощи Цинь, засылает ко двору Чжэна убийцу, переодетого послом, надеясь избавиться от западной опасности до того, как она достигнет его границ. Чжэн разоблачает реальную цель ложного посла и приказывает разорвать его на части. На следующий год он вошел в Янь, пленил его наследника и отрубил ему голову.

Эта жестокость характеризовала все правление Чжэна. Она привела его на такой пик власти, на какой не взбирался еще никакой другой царь Китая. Царства продолжали падать перед ним: Вэй в 225 году, Чу в 223, Ци в 221, хоть и неохотно. К концу 221 года, через четверть века после смерти отца, Чжэн стал владыкой огромной страны. «Через двадцать шесть лет Чжэн, царь Цинь, был возведен на престол, — пишет Сыма Цянь, — он впервые объединил весь мир».⁶

Чжэн был теперь больше, чем царь; он был императором. Он сменил свое имя на Ши Хуан-ди, «Первый Император». С этого времени мы можем действительно говорить о собственно Китае — стране, которая носит это название со времен того первого объединения государством Цинь.

Новая страна никогда прежде не была одним государством; это означает, что Ши Хуан-ди должен был создать единое правительство не на случайной основе (что было бы относительно легко), а из массы существующих обычаев и совершенно разных бюрократических систем.

Переделка старого и обваливающегося дома — ночной кошмар по сравнению с простой закладкой нового фундамента на пустом месте. Это задача, которая требует непреклонной дееспособности — как раз такой, какой обладал Ши Хуан-ди. Он разрушил старые роды, наследующие семейные богатства и клановую верность, поделив свою империю на легко управляемые области: тридцать шесть щюней («jun» — район командования²⁴⁰), а каждый цзюнь делился на сяни (это в общих чертах напоминает американскую систему штатов, разделенных на округа). Каждым цзюнем управляла пара, состоявшая из военачальника и гражданского администратора, а правительственный инспектор следил за управляющими.⁷ Никакие родственники официальных лиц не могли занимать доходное место: Первый император не дал государственной службы даже своим сыновьям, следуя очень старой идее, что наследственное царствование вредит здоровью страны. Кроме того, он приказал прежней знати каждого государства переехать к нему в столицу и поселиться в новых домах. Тут они жили очень комфортно — и очень близко к надзирающему оку.

⁸

Затем последовали другие реформы. Император построил дороги до самых окраин Китая, прорыл транспортные и ирригационные каналы, основал новый календарь, чтобы каждый в его владениях придерживался официальной единой системы ле-точисления. «Поднимая сельское хозяйство и подавляя несущественные отрасли, — гласит хвалебная надпись, сделанная через два года после его воцарения, — он обогатил [народ]... Что касается инструментов, то замеры были унифицированы, в письме знаки были стандартизированы. Всюду, где всходили солнце и луна, повсюду, куда достигала лодка или повозка, все люди проживали отпущенное им время, и каждый был удовлетворен».⁹

Эти реформы оказались более чем эффективными. Они представлялись почти что мессианскими, как путь к новой счастливой жизни для подданных Ши Хуан-ди.

Циньский Китай

Как и Шан Ян, Первый император терпеть не мог заповеди Конфуция и неопределенности любого рода. Четкие и эффективные правила сверху донизу, а не метафизические размышления, были ключом к богатству страны. Поэтому он пошел на шаг дальше, чем сжигание книг Шан Яном. Его премьер-министр объявил его новое постановление: