После убийства Галлиена в 268 году Римская империя существовала лишь формально. К 271 году вторгшиеся варвары смогли проложить путь в самую середину полуострова. Но поставленный солдатами император Аврелиан, которого историк IV века Евтропий называет «умелым на войне человеком... сильно склонным к жестокости»,8
собрал войско, провел серию хорошо распланированных кампаний и почти восстановил старые границы. Распад временно был остановлен, и это сделало Аврелиана уважаемым. «Он действительно был жестоким и кровожадным, — продолжает Евтропий, — то есть императором, необходимым для своего времени, а не добродушным человеком... Однако он смог восстановить военную дисциплину и ликвидировать распущенность манер».9Но просто приведение армии в форму не могло разрешить римские трудности. Аврелиан осознал это, когда построил стену вокруг города. Триста лет Рим не имел стен; его горожане хвастали, что город защищен мощью армий Рима.10
Теперь на эту защиту полагаться больше было нельзя. Лояльность армий, на которую опиралась власть императора, тоже стала слишком переменчивой. Аврелиан протянул только пять лет — до того как преторианская гвардия убила его прямо посередине дороги.11Сенат отдал власть в руки императора, император опирался на силу армии, а Рим имел слишком много армий на слишком многих фронтах, чтобы поддерживалась хоть какая-то стабильность. За девять лет после Аврелиана шесть человек получали титул императора, и все они были убиты.
Некоторым исключением был четвертый — император Кар. Его люди сообщили, что в него ударила молния, когда он находился в лагере на берегах Тигра.12
Это было вполне правдоподобно. С другой стороны, когда Кара «ударила молния», командир его телохранителей Диоклетиан был в лагере. Сын Кара Нумериан, который стал императором после него, таинственно умер, передвигаясь с армией. У него болели глаза и он ехал в крытых носилках, чтобы защититься от прямых солнечных лучей; никто не заметил, когда он умер в этих носилках. «О его смерти... солдатам, сопровождавшим его, сообщил запах мертвого тела, — говорит Евтропий, — их резанул запахи, открыв занавески носилок, они нагили, что oн мертв — через несколько дней после того, как: это случилось»}2Удивительно, что «сопровождавшие его солдаты» не заметили, что Нумериан безвылазно находится за занавесками уже несколько дней подряд. Впрочем, вскоре убийца был выявлен: когда армия собралась, чтобы выбрать наметить нового лидера, Диоклетиан возмущенно выкрикнул, что знает, кто убил Ну-мериана: это его собственный тесть, командир преторианской гвардии. Переполненный праведным гневом, он выхватил свой меч и убил человека «на виду у всей армии», что освободило остальных от необходимости расследования обвинения.14
Затем другой сын Кара был объявлен императором друзьями своего отца. Амбиции Диоклетиана стали очевидны. Он двинул своих сторонников против войск нового императора и убил своего противника в сражении.
Это поставило Диоклетиана во главе Римской империи. Лактанций называет этого человека не иначе как «автором зла и устроителем несчастий».15
Как и его предшественники, Диоклетиан дурно поступал с христианами — он сразу же выпустил эдикт об их преследовании. Лактанций обвиняет его в коррупции, жестокости, завышении налогов, похищениях и еще во множестве иных преступлений, и в финале объявляет, что он почти разрушил Рим:Но в действительности, это разделение империи спасло ее. Диоклетиан, без сомнения, был амбициозным человеком — но его амбиции были более сложными, чем приписывает ему Лактанций. Он не хватал что-то просто для того, чтобы это иметь. Он хотел разрешить проблему империи, и он нашел решение, отдав большую часть своей власти.
Через год после провозглашения императором Диоклетиан выбрал себе правую руку — такого же армейского офицера по имени Максимиан, которого хорошо знал. Он дал Максимиану имперский титул Августа и предложил ему быть со-императором: впервые с горестных дней Каракаллы и Геты, когда два императора разделили этот титул.