74. Считая себя крайне оскорбленным от афинян словом и делом, Клеомен стал собирать войско из целого Пелопоннеса; причем не объявлял цели сборов – наказать афинский народ и поставить тираном в Афинах Исагора, который вместе с Клеоменом удалился из акрополя. С большим войском Клеомен вторгся в Элевсин в то время, как беотийцы согласно заключенному с ними условию заняли крайние демы Аттики, Эною и Гисии; халкидяне напали на Аттику с другой стороны и разоряли ее. Находясь между двух опасностей, афиняне отложили на время расправу с беотийцами и халкидянами и сразились с пелопоннесцами, находившимися в Элевсине.
75. Когда войска готовы были начать битву, прежде всего коринфяне решили между собой, что поступают несправедливо, и повернули назад, за ними последовал другой царь спартанцев, Демарат, сын Аристона, выведший войско из Лакедемона вместе с Клеоменом и раньше не враждовавший с ним. Со времени этого случая издан был в Спарте закон, воспрещающий царям следовать за войском обоим вместе, если войско выступало в поход; до того времени выходили с войском оба царя. Так как один из царей не участвовал в командовании войском, то оставался на месте и один из Тиндаридов; до того времени и оба Тиндарида следовали за войском как его пособники.
76. Когда в Элевсине прочие союзники заметили, что между царями лакедемонян нет согласия и что коринфяне уже покинули их, то и сами удалились. Это было четвертое появление дорийцев в Аттике: дважды вторгались они ради войны, дважды на помощь афинскому народу. Первый раз, когда заселяли Мегары, – поход этот по справедливости может быть назван походом в царствование Кодра; второй и третий раз, когда прибыли из Спарты в Афины для изгнания Писистратидов; четвертый – когда Клеомен во главе пелопоннесцев вторгся в Элевсин. Таким образом, это действительно было четвертое вторжение дорийцев в Аттику.
77. Только после такого позорного окончания этого похода афиняне решили наказать врагов, и прежде всего пошли войной на халкидян. Беотийцы выступили к Еврипу на помощь халкидянам. При виде этих союзников афиняне порешили сделать нападение сначала на беотийцев, а не на халкидян. В сражении с беотийцами они одержали блистательную победу, очень многих положили на месте, а семьсот человек взяли в плен. В тот же самый день афиняне переправились на Эвбею и дали сражение халкидянам; одержав и здесь победу, они поселили на земле гиппоботов четыре тысячи колонистов по жребию; гиппоботами назывались крупные халкидские землевладельцы. Всех взятых в плен халкидян вместе с беотийскими пленниками афиняне заковали и содержали под стражей; впоследствии они отпустили их на свободу, взяв выкуп по две мины за человека; цепи, в которые пленники были закованы, афиняне повесили в акрополе. Цепи эти сохранились до моего времени; они висят на стенах, обожженных персами, против храма, обращенного на запад. На десятую долю выкупной суммы афиняне сделали медную квадригу и посвятили ее богине; она стоит с левой стороны при входе в пропилеи, что на акрополе, со следующей надписью:
78. Так усилилось могущество афинян. Не один только этот, но вообще все случаи доказывают, как драгоценно равноправие. Действительно, находясь под гнетом тирании, афиняне не могли одолеть в военном деле никого из своих соседей, а освободившись от тиранов, они заняли бесспорно первенствующее место. Это показывает, что, будучи порабощены тиранами, они были нерадивы, как бы работая на господина; напротив, по достижении свободы каждый из них стал работать усердно для собственного благополучия. В таком положении были афиняне.
79. После этого фиванцы, вознамерившись отомстить афинянам, послали вопросить божество. Пифия отвечала, что сами по себе они не могут отомстить, советовала им созвать «многоголосое собрание» и искать помощи у «ближайших». Вопросители оракула по возвращении от божества велели созвать Народное собрание и объявили ему изречение оракула. Узнав о том, что им следует просить «ближайших», фиванцы сказали: «Разве не ближе всех к нам живут танагрийцы, коронейцы и феспийцы? Но ведь они всегда сражаются вместе с нами и оказывают нам в войне большую помощь. Поэтому зачем же просить их? Наверное, не этот смысл имеет изречение оракула!»