История Древней Греции

119. Обращенных в рабство эретрийцев Датис и Артафрен по прибытии на кораблях в Азию препроводили в Сузы. Раньше (еще до их пленения) Дарий сильно негодовал на эретрийцев за то, что они первые учинили обиду. Но теперь при виде эретрийцев, приведенных к нему и находившихся в его руках, он не сделал им ничего дурного, только поселил их в Киссийской области, в той деревне, которая носит название Ардерикка, на расстоянии двухсот десяти стадиев от Суз и в сорока стадиях от того колодца, который доставляет три предмета: асфальт, соль и масло, а добываются они следующим способом. Извлекаются они из колодца с помощью коромысла, к которому вместо ведра привязывается половина кожаного мешка; погрузив его в колодезь, достают оттуда жидкость, которую сливают в цистерну; затем из цистерны жидкость переливается в другое вместилище по трем особым отделениям и принимает троякий вид. Асфальт и соль немедленно сгущаются и становятся твердыми; масло, именуемое у персов раданака, черного цвета и издает тяжелый запах. Здесь-то царь Дарий поселил эретрийцев, занимавших эту местность до нашего времени и удержавших родной язык. Вот что случилось с эретрийцами.

Схема битвы при Марафоне в 490 г. до н. э.

120. Что касается лакедемонян, то после полнолуния они явились в Афины в числе двух тысяч человек, причем шли с такой поспешностью, что на третий день по выходе из Спарты были уже в Аттике. Хотя к сражению они опоздали, но желали посмотреть на мидян, для чего отправились в Марафон и там рассмотрели их. После этого, воздав похвалы афинянам и их подвигу, лакедемоняне возвратились домой.

121. Для меня странно и невероятно мнение, будто Алкмеониды согласно уговору поднимали вверх щит для персов с целью подчинить афинян варварам и Гиппию; ведь Алкмеониды доказали свою ненависть к тирании больше или в такой же мере, как и Каллий, сын Фениппа, отец Гиппоника. Дело в том, что каждый раз, когда Писистрат изгонялся из Афин и имущество его объявлялось государственным глашатаем к продаже, один лишь Каллий осмеливался покупать его, и в других случаях он обнаруживал сильнейшую вражду к Писистрату.

122. Каллий заслуживает того, чтобы каждый из нас часто вспоминал о нем: во-первых, за то, что сказано выше, как человек ревниво заботившийся об освобождении родины; во-вторых, за то, что совершено им в Олимпии: на конских бегах он получил первую награду, а на состязаниях колесницами вторую; раньше одержал победу на Пифийских играх и у всех эллинов прославился необыкновенной щедростью; наконец, он достоин памяти и за отношение к трем дочерям своим. Когда пришла девушкам пора выходить замуж, он дал им великолепное приданое и доказал свое расположение к ним настолько, что каждая из них вышла замуж за того мужчину, какого угодно было ей выбрать из числа всех афинян.

123. В такой же мере, как и Каллий, тираноненавистниками были Алкмеониды. Поэтому-то я удивляюсь и не верю клевете на них, будто они подняли щит, тогда как Алкмеониды все время господства тиранов провели в изгнании, и через них же Писистратиды потеряли власть. Таким образом, Алкмеониды были, как я убежден, освободителями Афин в гораздо большей мере, нежели Гармодий и Аристогитон. Действительно, эти последние умерщвлением Гиппарха только ожесточили прочих Писистратидов и все-таки не упразднили их владычества. Освободителями Афин были бесспорно Алкмеониды, если только правда, что по их внушению пифия приказывала лакедемонянам освободить Афины.

124. Впрочем, могло быть и так, что они были за что-либо недовольны афинским народом и потому вознамерились предать отечество. Но дело в том, что среди афинян не было личностей, пользовавшихся большей славой и почетом, как Алкмеониды. Поэтому здравый смысл не допускает, чтобы они подняли щит с целью предательства. Однако нельзя отрицать того, что щит был поднят: это действительно было; только кто его поднял, об этом я не могу сказать ничего больше.