102. Овладев Эретрией и простояв там несколько дней, персы с быстротой направились в Аттику, рассчитывая поступить с афинянами так же, как поступили с эретрийцами. Так как Марафон был наиболее удобной местностью для конницы и находился очень близко к Эретрии, то Гиппий, сын Писистрата, и повел сюда персидское войско.
103. Услышав об этом, афиняне также устремились к Марафону. Предводительствовало ими десять полководцев; десятым был Мильтиад, отец которого Кимон, сын Стесагора, изгнан был из Афин Писистратом, сыном Гиппократа. Кимону-изгнаннику удалось одержать победу на Олимпийских состязаниях в беге колесниц, такую самую победу, какую одержал и единоутробный брат его Мильтиад. В следующую Олимпиаду Кимон победил теми же самыми лошадьми и дозволил Писистрату провозгласить победителем себя; за уступку победы Писистрату он согласно условию возвратился на родину. Смерть от детей Писистрата уже в то время, когда самого Писистрата не было в живых, постигла Кимона после третьей победы теми же самыми лошадьми на другом Олимпийском состязании; по их приказанию Кимон убит был ночью из засады подле пританея. Похоронен он перед городом, по ту сторону так называемой улицы Через Лощину; против его гробницы похоронены и те самые лошади, которые трижды одержали победу на Олимпийских состязаниях. Точно так же отличились еще и другие лошади, а именно: лакедемонянина Евагра, и больше ничьи. Старший из сыновей Кимона Стесагор воспитывался в то время в Херсонесе у дяди своего Мильтиада, а младший – в Афинах у самого Кимона; Мильтиадом он назван был по имени Мильтиада, заселившего Херсонес.
104. Итак, в то время предводительствовал войском этот Мильтиад, вернувшийся из Херсонеса и дважды спасшийся от смерти. Один раз гнались за ним финикияне до Имброса, употребляя все усилия к тому, чтобы схватить его и доставить персидскому царю. Другой раз, вскоре после того как он убежал от финикиян, вернулся домой и уже считал себя спасенным, напали на него враги его и привлекли к суду по обвинению в тирании на Херсонесе. Мильтиад спасся и от них и теперь по выбору народа назначен был афинским полководцем.
105. Еще до выступления из города полководцы отправили в Спарту глашатаем афинянина Фидиппида, известного скорохода, исполнявшего эту обязанность. С Фидиппидом подле горы Парфений, что над Тегеей, повстречался, как рассказывал он сам и передавал афинянам, Пан. По его словам, Пан громко назвал его по имени и велел спросить афинян, почему они вовсе не чтут его, тогда как он благосклонен к ним, много раз уже им оказал услуги и еще окажет. Устроив благополучно свои дела, афиняне убедились в правдивости этого рассказа и соорудили святилище Пану у подножия акрополя и чтут божество со времени этого известия ежегодными жертвами и процессией с факелами.
106. Этот-то Фидиппид и был послан в то время полководцами; тогда же, как он говорил, явился ему Пан. Выйдя из города афинян, он на другой день был в Спарте, явился к правителям ее и сказал: «Афиняне просят вас, лакедемоняне, оказать им помощь и не допускать, чтобы древнейший из эллинских городов подпал под иго варваров. Ведь Эретрия уже порабощена, и Эллада одним важным городом стала беднее». Глашатай сообщил, что было ему поручено, а лакедемоняне решили помочь афинянам; но сделать этого тотчас они не могли, так как не желали нарушать обычая: был девятый день месяца, а выступать в девятый день они отказались, так как не было полнолуния. Следовательно, лакедемоняне ждали полнолуния.
107. Гиппий, сын Писистрата, проводил варваров на Марафон. Ночью накануне этого дня Гиппию снилось, будто он сообщался с родной матерью; из этого сновидения он заключил, что возвратится в Афины, снова добудет власть и стариком умрет на родине. Так истолковал он сновидение, а теперь вел за собой рабов из Эретрии и высадил их на остров стирейцев, именуемый Эгилеей; он же поставил на якоре направленные к Марафону корабли и занялся приведением в боевой порядок высадившихся на берег варваров. Случилось, что во время этого занятия Гиппий чихал и кашлял больше обыкновенного, и так как он был очень стар, то бо́льшая часть зубов его расшаталась, а один зуб от сильного кашля выпал. Зуб упал в песок, и Гиппий старательно отыскивал его; когда зуб не находился, он со вздохом сказал присутствующим: «Нет! Земля эта не наша, и мы не сможем овладеть ею, потому что на долю моего зуба досталась та часть ее, которая следовала мне». Таково было, по мнению Гиппия, исполнение его сновидения.