История эмоций

1. Схема экспериментов с использованием фотографий представляет собой замкнутый круг: на первом шаге сложность эмоциональной реальности редуцируется путем отбора только тех понятий, которые обозначают базовые эмоции. Меж тем не доказано, что эти понятия в самом деле указывают именно на базовые эмоции: возможно, на их роль лучше подошли бы не эти, а другие чувства, которые априори исключены как «более сложные». Непонятно также, почему используются только английские понятия и почему не предпринимается никаких попыток выделить базовые эмоции, используя другие языки. На втором шаге эксперимента испытуемых попросили изобразить посредством мимики предварительно выбранные – якобы базовые – английские понятия, обозначающие чувства. На третьем шаге с использованием FAST были отобраны только те фотографии, на которых люди, как показалось экспериментаторам, лучше всего выполнили вербальные команды изобразить базовые эмоции. Но сам метод FAST был разработан на основе постановочных фотографий. Поэтому его применение для поиска «чистых» выражений чувств представляет собой лишь повторяющееся движение по кругу. На четвертом, последнем шаге другие испытуемые должны посмотреть на эти фотографии, изображающие якобы базовые эмоции, а затем распределить их по тому же перечню понятий, на основе которого они были сделаны. И даже при такой тавтологической схеме эксперимента не фиксируется стопроцентное соответствие между понятиями и выражениями лица, когда эксперимент проводится в американской культуре – той самой, в рамках которой он был разработан. Кстати: вы правильно определили, какое чувство изображено на каждой из фотографий в начале этой главы? Попробуйте еще раз! Считается, что лицо на фото слева выражает страх; в середине – отвращение; справа – злость. Как только мы покидаем территорию США, количество верных ответов понижается. Бывает, что некоторые якобы базовые эмоции вообще не опознаются, потому что в данной неамериканской культуре нет слова для этого чувства и даже нет понятия, хотя бы приблизительно ему соответствующего.

2. Эксперименты, проведенные в бесписьменных культурах, были основаны на повествовании: про каждую фотографию рассказывали историю, которую переводили с английского на местный язык, а затем обратно на английский. И повествование, и перевод – это опосредующие инстанции, которые уменьшают надежность информации.

3.

Уже практически не осталось нетронутых культур. Если эксперимент Экмана был проведен в нетронутой культуре однажды, то второй раз его там проводить уже нельзя, поскольку культура уже не будет нетронутой. Это нарушает научный принцип воспроизводимости экспериментов.

4. Не объяснено, почему эмоции, называемые базовыми, можно считывать именно с лица и только с него. Тот факт, что выбор Экмана пал именно на лицо, связан с давней традицией, восходящей к Аристотелю и идущей через Шарля Лебрёна с его «Методом обучения рисованию страстей» (1668) и через физиогномику Лафатера к Чарльзу Дарвину и фотографиям Дюшена[611]. Эта традиция, в свою очередь, связана с требованиями экспериментальной психологии, с ее эпистемологией и техническими возможностями. Выбор телесной локализации эмоций меняется с течением времени – это видно уже хотя бы по тому, что после появления технологий визуализации в начале 1990‐х годов в экспериментальном психологическом изучении эмоций главную роль стало играть уже не лицо, а мозг. На вопрос о том, где в теле располагаются чувства, в разных культурах даются разные ответы – это было показано в предыдущей главе, где речь шла о теории rasa и индийском театре танца, в которых лицо является главным местом не максимальной эмоциональной аутентичности, а максимальной эмоциональной театральности. Кроме того, существуют формы выражения эмоций, которые остаются совершенно незамеченными в силу нашей фиксации на изображении и на зрительном канале восприятия: например, запахи никогда не фигурируют в этих экспериментах, а между тем во многих культурах считается, что страх проявляется в виде пота и, следовательно, воспринимается посредством обоняния.

5.

Как показала Рут Лис, проведенный Экманом эксперимент с использованием постановочных фотографий заключает в себе внутреннее противоречие в том, что касается аутентичности и симуляции. С одной стороны, Экман критикует предшественников за то, что они использовали постановочные фото: он считает, что такие выражения лица неаутентичны и потому использование подобных фотографий бессмысленно, но тут же делает удивительное сальто и утверждает, что его снимки, постановочнее которых и вообразить невозможно, и есть самые чистые и аутентичные[612].

6. Идея, будто эмоции можно фотографически зафиксировать в то мгновение, когда они в наиболее чистом виде выражены на лице, предполагает, что можно сделать снимок в любой заданный момент. Между тем даже самый современный фотоаппарат срабатывает с небольшой задержкой: отчасти это связано с самим устройством камеры, отчасти – с тем, что палец фотографа должен нажать на кнопку. Таким образом, идея снимка в реальном времени – это иллюзия, а неизбежная задержка – это уже проблема для модели, которая предполагает, что наиболее естественная, минимально искаженная правилом отображения реакция (эмоция) следует сразу за стимулом – например, за голосовой командой (например, «Страх!»).

7.

В том, что касается разницы между ситуациями, когда человек один и не ощущает наблюдения за собой и когда рядом авторитетное лицо, наблюдающее за ним, в схеме Экмана тоже есть противоречие, которое Лис разбирает. С одной стороны, люди, которых фотографировали для исходных постановочных кадров, осознавали присутствие фотографа. Когда Экман проводил фото- и киносъемки в Новой Гвинее, его присутствие тоже постоянно учитывалось теми, кого он снимал. С другой стороны, Экман признает, что идеальная ситуация, в которой на лице человека появляется «подлинное» выражение чувства, – это когда он один и думает, что на него никто не смотрит. Именно по этой причине схема экспериментов была усовершенствована и в нее включили съемку скрытой камерой[613].

8. Сравнительное исследование американских и японских студентов с использованием скрытой камеры имело решающее значение для триумфа Экмана. Оно заставило умолкнуть многих из тех, кто прежде скептически отзывался о его экспериментах с фотографиями. Однако в 1990‐х годах с развернутой критикой этого исследования выступил Алан Фридлунд, ренегат из числа учеников Экмана. Наиболее серьезны следующие пункты его критики: во-первых, Фридлунд критикует предположение Экмана, что атмосфера в лаборатории при просмотре испытуемым фильмов близка к той обстановке, в которой этот человек пребывает, когда в повседневной жизни находится один у себя в квартире. «Если испытуемый физически

пребывает в одиночестве, – писал Фридлунд, – это еще вовсе не означает, что он и психологически в одиночестве», так как «руководитель эксперимента всегда представляет собой имплицитную публику, а лаборатория – всегда сцена, на которой играется спектакль под названием „эксперимент“»[614]. Во-вторых, Фридлунд указал на то, что, японские испытуемые при просмотре фильмов в присутствии «авторитетной фигуры» реагировали бесстрастно не потому, что маскировали свои чувства (согласно «правилам отображения»), а потому, что соблюдали принятое в японской культуре правило вежливости и направляли свое внимание на присутствующего рядом другого человека, а не на экран. В-третьих, замысел экмановского эксперимента предполагает, писал Фридлунд, что движения лицевой мускулатуры во время опыта происходят только для демонстрации эмоций. Между тем доказано, что это не так, поскольку мышцы лица используются еще и для порождения речи. FAST не позволяет ретроспективно отличать эмоциональную мимику от артикуляционных движений, а значит полученные результаты контаминированы[615].