История эмоций

Чего Экман – опять же, по его собственным воспоминаниям – тогда не представил, так это эмпирических доказательств существования «правил отображения», то есть наложения социально нормированных способов проявления чувств на «истинные» базовые эмоции. Фактически речь шла о примирении природы (базовой эмоции) и культуры (правило отображения). Экман и его исследовательская группа придумали следующий эксперимент: американским и японским учащимся колледжа показывали фильмы об обрезании юных австралийских аборигенов и о хирургических операциях; все эти фильмы могли быть квалифицированы как тревожащие и жестокие – «вызывающие стресс»[603]. Испытуемые просматривали фильмы в одиночестве, и при этом их снимали скрытой камерой; для контроля их снимали также при просмотре «нейтральных» фильмов, которые не вызывали стресса. Полученные таким способом изображения затем демонстрировались второй группе испытуемых, принадлежавших к другой культуре. В обоих случаях результат был одинаков: одну и ту же эмоциональную реакцию в одни и те же моменты демонстрировали и американцы, и японцы – те самые «азиаты, которых никогда не поймешь», поскольку стереотипное представление о японцах гласит, что они якобы особенно хорошо скрывают свои чувства, и это как раз и определило выбор именно японских студентов в качестве контрастной культуры для проведения данного эксперимента.

Ил. 15. Испытуемым предлагалось сделать такое лицо, какое было бы у героя рассказываемой им истории. А = «Пришел твой друг, и ты рад», Б = «У тебя умер ребенок», В = «Ты разгневан и собираешься кого-то поколотить», Г = «Ты увидел дохлую свинью, которая уже смердит»

На втором этапе исследования фильмы, снятые скрытой камерой, анализировались с применением техники количественного анализа лицевых движений (Facial Action Scoring Technique, FAST), которая была разработана и запатентована Экманом вместе с его ближайшим соратником Уоллесом Фризеном для анализа мимики и впоследствии переименована в «Систему кодирования лицевых движений» (СКЛиД). Результат этого этапа исследования оказался тот же, что и раньше: за всеми различиями, налагаемыми культурой, просматривались одинаковые базовые эмоции[604]

.

И наконец, эксперимент был расширен: испытуемых сначала поодиночке снимали скрытой камерой во время просмотра «стрессогенных» фильмов, а затем еще раз – в присутствии «авторитетной фигуры», принадлежавшей к их же культуре. В действительности этой фигурой был аспирант, облаченный в белый халат. Во втором случае, пишет Экман, испытуемые демонстрировали «совершенно разные выражения лица. По сравнению с американцами японцы больше улыбались – чтобы замаскировать выражения отрицательных эмоций на своем лице»[605]. Таким образом, культура играла некоторую роль, хотя базой все же оставалась природа. Экман сделал вывод: «Никогда нельзя сказать, что дело только в природе или только в воспитании»[606].

Тезисы Экмана завоевывали все большее количество сторонников среди психологов, его карьера шла по восходящей и увенчалась в начале 1980‐х годов его назначением вместо Бердвистела на должность эксперта Национального института психического здоровья: в его функции входила экспертиза заявок на научные исследования, касающиеся невербальной коммуникации. «Триумф Экмана над Бердвистелом, – пишет Лис, – триумф одновременно методологический, интеллектуальный и институциональный – предопределил судьбу изучения эмоций в Соединенных Штатах на последующие несколько десятилетий»[607]. Оглядываясь назад, Экман пишет, что это было торжество науки над спекуляцией, объективности над субъективностью, эмпирической экспериментальной психологии над герменевтической антропологией с ее принципом включенного наблюдения, согласно которому наблюдатель пребывает и внутри наблюдаемого человеческого поведения, и вне

его[608]. Лис как историк науки считает, что это был триумф суггестивной силы фотографических и кинематографических изображений над честной наукой; триумф удобства, так как эксперименты могут быть легко воспроизведены с помощью набора фотографий, которые можно приобрести у фирмы Экмана через интернет; триумф стратегического способа действий и маргинализации несогласных. Но прежде всего это была победа эмоции как воображаемой категории «жесткой», универсальной телесности; победа, связанная с растущей жаждой такой категории в других науках[609]. Как мы увидим далее, начиная с 1990‐х годов и особенно в 2000-е годы все больше гуманитарных дисциплин стали использовать концепцию Экмана и ее нейробиологические ответвления.

Именно в силу того, что теория Экмана так активно осваивалась в гуманитарных науках, ей и уделяется так много места в настоящем исследовании. В области наук о жизни ее во многих отношениях оттеснили в тень нейронауки; образно говоря, место действия перенесено с лица дальше назад – в мозг[610].