История Европы. Том 2. Средневековая Европа

Боги варварской мифологии — это олицетворение не только природных, но уже и социальных сил. Глава германского пантеона Вотан (Один) — бог бури, вихря, но он и вождь-воитель, стоящий во главе небесного героического воинства. К нему в светлую Валгаллу устремляются души павших на поле брани германцев, чтобы быть принятыми в Вотанову дружину. Память о Вотане, несущемся по небу во главе своего воинства, и до сих пор сохранилась в поверьях о «дикой охоте» мертвецов.

Германцы принесли с собой и систему нравственных ценностей, вышедших еще из недр патриархально-родового общества с присущим ему особым значением идеалов верности, служения, воинского мужества, сакральным отношением к военному предводителю, признанием более высокой значимости общности, племени, чем индивидуальной жизни. Для психологического склада германцев, кельтов и других варваров была характерна открытая эмоциональность, несдерживаемая интенсивность в выражении чувств, сочетавшаяся с любовью к красочному ритуалу. Не случайно, например, Вотан был еще и богом бурных душевных движений человека — неистовства, гнева, экстатических психических сил.

При христианизации варваров их боги не умирали, как не умерли языческие греко-римские боги. Они трансформировались и слились с культами местных святых или пополнили ряды бесов. Так, например, архангел Михаил, «водитель небесного воинства», обрел черты и римского Меркурия, и германского Вотана, а покровительница Парижа св. Женевьева — германской богини Фреи. Новые храмы возводились на местах старых капищ и жертвенников. Эта традиция не иссякнет и в развитом средневековье. Так, собор Парижской богоматери будет воздвигнут на месте древнейшего кельтского святилища.

Варварам Христос представлялся, как и Вотан, верховным предводителем святых, могущественным королем небесного мира. Новая религия принимается упрощенно, грубо, как аналог земных отношений. Бог — суровый вождь, небесный король, установивший закон, который нельзя нарушать. Выход за рамки этого закона влечет за собой возмездие или необходимость выкупа, понимаемого буквально как материальное подношение или как покаяние и соответствующие содеянному греху наказания — епитимьи, которые кодифицируются так же конкретно и мелочно, как наказания за обычные проступки в варварских Правдах. Очень скоро с помощью выкупа становится возможным очищение от любого греха, это прочно входит в практику христианской церкви на Западе.

Мощи святых, их вещи, превращаются в предметы особого поклонения. Они наделяются чудесной силой, способной отгонять злых духов (как некогда языческие амулеты), исцелять от болезней, способствовать удаче в делах. Они проявляют свою силу и мистически, но через реальное, вещное соприкосновение. Отношение к ним «снижено» до того, что франкский историк Григорий Турский называет пыль с могилы Мартина Турского «небесным слабительным». А ведь Мартин Турский — наиболее почитаемый франками святой, плащ которого они как главную реликвию, дарующую победу, берут с собой в военные походы. Западное христианство под влиянием варваров в VI—VII вв. приобретает своеобразную «натуралистическую» интерпретацию, предельно «заземляется».

Нравственные нормы варваров сопрягаются с этическими идеалами христианства, обмирщая их и огрубляя. Пристрастие варваров к ритуалу, которому они придавали порой сакральную значимость, сливается со стремлением церкви совершенствовать литургию и соответствующими импульсами византийского влияния. Ритуал прочно входит не только в религиозную практику, но и закрепляется в бытии общества. Варварский элемент преобладал в духовной жизни Меровингского государства. Это нашло яркое отражение как в агиографической литературе, насыщенной стереотипами варварского сознания, так и в «Истории франков» Григория Турского (538—593) — крупнейшем памятнике меровингской эпохи. На первый взгляд безыскусное творение, но при более глубоком анализе «многослойное», это произведение воссоздает жестокую и правдивую картину становления новой государственности, пытающейся найти свой собственный, независимый от римской традиции путь, свидетельствует о формировании самосознания народа. При дворе Меровингов слагал свои хвалебные оды и стихи последний римский поэт Венанций Фортунат.

С конца VI в. Италия оказалась под властью лангобардов. Жестокие и грубые завоеватели довольно скоро попали под влияние еще сохранившейся, хотя и понесшей серьезный урон, римской культурной традиции. Запись лангобардских законов (эдикт Ротари) была сделана на латинском языке, который вскоре стал и языком письменной лангобардской литературы.

Виднейшим лангобардским писателем был историк Павел Диакон (ок. 720—799), чье творчество приходится уже на период после присоединения лангобардского королевства к государству франков. Некоторое время Павел Диакон находился при дворе Карла Великого, украшая его Академию. Возвратившись в Италию в аббатство Монтекассино, он создал свое самое значительное сочинение «Историю лангобардов».