История Европы. Том 2. Средневековая Европа

Латинская письменность хотя и задержала становление литератур на местных языках у народов Центральной Европы, но не могла совсем помешать их развитию, так же как и становлению этнического самосознания этих народов и осознанию ими общеславянского родства. Особенно показательны в этом отношении чешские и польские хроники рассматриваемого периода. Таковы уже хроники XII в.: чешская Козьмы Пражского (на латинском языке), польская Галла Анонима. Они полны любви к своей родине, гордостью за ее историю. И в той и в другой исторические записи органично сочетаются с народными легендами, произведениями фольклора, воспевающими далекое и славное прошлое. В XIII в. в Польше эти традиции были продолжены Яном Кадлубком. Желая прославить свою страну, хронист свободно прибегает к сочинению фантастических рассказов о победах поляков над Александром Македонским и Юлием Цезарем. В другой польской хронике XIII в., так называемой Великопольской, особенно настойчиво звучит мотив о родстве поляков, чехов и русских. Оно мотивируется легендарным рассказом о трех братьях: Лехе, Русе и Чехе — мифических праотцах трех славянских народов. Позднее, уже в XV в., была написана «История Польши» Яна Длугоша (краковского каноника и политического деятеля), которая считается высшим достижением польской средневековой историографии. Проникнутая патриотизмом, идеей воссоединения в едином государстве всех польских земель, она содержит подробное описание Грюнвальдской битвы, рассматривает Польшу в ряду других стран Европы, несет в себе некоторые черты гуманистической историографии.

В отличие от Польши, где это произошло в XVI в., в Чехии первая историческая хроника на родном языке появилась уже в начале XIV в. Это так называемая рифмованная «Далимилова хроника», отражавшая патриотические тенденции и буквально насыщенная народными преданиями и легендами, в том числе о Чехе, как праотце чешского народа. По-латыни была написана «Гуситская хроника» Лаврентия из Бржезовой, современника гуситских войн, подробно описанных им по горячим следам.

Этническое самосознание славянских народов, как можно было видеть на примере западнославянских хроник, не только не вступало в противоречие с представлением об общеславянском единстве, но и органично с ним сочеталось. И это во многом было залогом того, что ни политические противоречия, возникавшие между отдельными славянскими странами в ходе их исторического развития, ни их конфессиональная разделенность (прежде всего между западными и восточными славянами) не могли воспрепятствовать культурным контактам между ними, которые по сути дела никогда не прекращались.

Памятники древнечешской литературы были популярны на Руси. Но и в Чехии хорошо знали о Киевской Руси, и показательно в этом плане, что при строительстве Сазавского монастыря в основание престола одного из приделов были положены частицы мощей Бориса и Глеба, один из вариантов житий которых был написан в свою очередь не без влияния мотивов чешского жития св. Вячеслава. В отношении Польши можно отметить такое характерное явление: иконные изображения там стали создавать явно под влиянием древнерусских, после того как в XIV в. ряд южнорусских земель вошел в состав Польского государства. Даже самая почитаемая в Польше икона Ченстоховской богоматери византийско-русского происхождения.

Разумеется, сказанное выше не означает, что чешская и польская культуры не принадлежали западному ареалу. Так, архитектурные памятники рассматриваемой поры, наряду с другими данными, красноречиво и наглядно подтверждают это. Для XI—XII вв. это ярко выраженный романский стиль. Таковы польские костелы св. Иджи в Иновложю (ок. 1086 г.), св. Андрея в Кракове (ок. 1090 г.), св. Богородицы и Алексея в Туме под Ленчицей (1141—1161 гг.) и чешские костелы св. Георгия на Пражском Граде (середина XII в.), базилика Девы Марии в Тисмице (третья четверть XII в.). Для самого развития чешской архитектуры романского стиля особенно характерна форма ротонд: это храмы, начиная от Старого Пльзеньца (X в.) до ряда ротонд XII в. (св. Георгия в Ржипе, св. Мартина в Вышеграде, св. Петра и Павла в Ржезновице). Впрочем, хотя и реже, ротонды можно видеть и в Польше (в Чешине XI в. и св. Прокопа в Стшельне, ок. 1160 г.). В столь популярной у западных славян форме ротонды нельзя не видеть отголосков великоморавских кирилло-мефодиевских традиций. Как показали раскопки чехословацких археологов, именно ротонда была самым распространенным видом храма в Великой Моравии. Таким образом, западнославянская архитектура XI—XII вв., в целом являясь романской, имела и свои особые черты.