— Часть его ноги. Постойте, та статуя, что частично торчала из вашего замкового двора и темниц, это ведь не…
— Он самый. И еще немножко Эотас. Неожиданно, правда? Ты пропустил все веселье, начавшееся, когда он решил выкопаться наружу. Моя душа до сих пор ноет к плохой погоде.
— Эотас, говорите, — аэдирец задумчиво тронул подбородок. — Думаю, нам всем нужно присесть у камина с кружкой меда и обменяться нашими историями, после того, как мы покинем это печальное место. Вам нужен исследовательский дневник Одериси? Пойдемте, я покажу вам его кабинет.
***
В кабинете записей Одериси не было — только кучка озлобленных импов, невесть как забравшихся под землю. Записи были сжаты в мертвых руках их автора, сейчас — пепельно-серого и крошащегося, совсем как многочисленные трупы разумных снаружи, на поверхности. Совсем как жертвы недоброй памяти Таоса и его вытягивающих душу машин, там, в Дирвуде. Застывшее лицо мертвого исследователя было обращено к тянущемуся до потолка столпу из адры, тусклой и безжизненной. Оно выражало недвижную смесь ужаса и благоговения.
— Навевает неприятные воспоминания, не правда ли, Кьелл? — со странной интонацией заметил Алот, оглядывая труп.
— Угу. Один в один. Тоже работа богов, в некотором роде, — гламфеллен без особого пиетета вытащил сшитые вместе страницы из мертвых рук. Одна из конечностей, не выдержав, упала наземь, рассыпавшись мелким прахом.
— Эта колонна была первоклассной светящейся адрой, насколько я помню, — аэдирец повернулся к тусклому куску зеленого камня. — Похоже, ваш гигантский друг поспособствовал ее внезапному затуханию.
Кьелл приблизился к столпу адры. Пол этого этажа подземного комплекса аккуратно обходил его, вплотную прилегая к адре только с одной стороны — ближней к ним. Подойдя еще ближе, гламфеллен не ощутил обычного покалывания эссенции от пробужденной адры, но и полного отсутствия жизни адры мертвой — тоже. От столпа исходило странное ощущение — как от высоковольтной линии под напряжением, заставляющим волоски на руках вставать дыбом от статики.
«Надеюсь, не долбанет,” усмехнулся про себя бледный эльф, обращая на колонну свое восприятие Видящего и прикасаясь к ней пальцами.
Не долбануло. Хуже.
Сознание Кьелла вырвало из тела и потащило стремительным течением куда-то сквозь эмпиреи; не будь его душа свободна от тела, его бы замутило, но и без этого ощущения были далеки от приятных. Через некоторое время он, наконец, адаптировался к жутковатому опыту и своим душевным восприятием начал различать ослепительно-золотую нить, по которой скользил, кричащие души бедолаг, влекомые ею неподалеку от него, и светящуюся громаду Эотаса вдали. Золотая линия оканчивалась в его спине. И эта спина приближалась, увеличиваясь в размерах.
Инстинктивно, гламфеллен дернулся прочь, и обнаружил, что легко может управлять своим движением. Прильнув к золотому проводу, соединяющему Эотаса со столпом адры, он помчался вперед, нагоняя гиганта. Вскоре, тот заполонил все восприятие эльфа. Души внутри полупрозрачного тела Эотаса вопили от ужаса и боли, бурля, словно водоворот — их эссенция медленно расщеплялась, уходя по мерцающим медным энерговодам к конечностям, и особенно к голове, где пылал ослепляющим пламенем сгусток света. Он казался более вещественным, более… тяжелым, плотным, чем все вокруг. Божество. Эотас, его духовная сущность.
Приблизившись, Кьелл потянулся своим сверхьестественным восприятием к этому свету. «Остановись,” протелепатировал он изо всех сил. «Прекрати. Ты убил достаточно. Эти люди ничем не провинились перед тобой.»
Огромная голова повернулась к несуществующему здесь эльфу, к тому сгустку восприятия и душевной эссенции, что доставила эта невозможная связь сюда, от адрового столпа. Светящиеся потусторонним светом глаза сфокусировались на эльфе, и неподвижные черты лица статуи внезапно пришли в движение.
До сих пор, Кьелл не задавался мыслью, как же адровый конструкт может двигаться — он подозревал некие шарниры, механику, созданную энгвитским гением. Но сейчас его пронзила вспышка понимания — направляемая волей Эотаса эссенция, непрерывно вытягиваемая им из вопящих от боли медленного расщепления душ, изменяла адру, делая ее то мягкой и пластичной, то прочной и несокрушимой. Только благодаря этому чудовищно, невообразимо тяжелый конструкт не развалился, попытавшись сделать первый шаг.
Воплощенное божество заговорило, и его мимика была неотличимой от человеческой.
— Видящий. Я не ожидал увидеть тебя здесь.
Его голос, грохочущая лавина и шепчущий ручеек, звучал одновременно на всех уровнях восприятия Кьелла. Чувства непередаваемой радости и столь же глубокой печали внезапно объяли эльфа, тимпанами и кимвалами заиграв во всех фибрах его души.
«Наведенные эмоции,” понял гламфеллен, и словно ощутил во рту вкус хозяйственного мыла. «Какой дешевый трюк. Я и сам так могу.»
«Перестань,” снова протелепатировал он. «Ты медленно убиваешь этих разумных. Они мучаются от боли при каждом твоем шаге.»