С 1936 года Германия вступила на тропу войны. Распоряжения экономического и финансового характера имели единственной целью ориентировать Германию на военную экономику. В этом году начались научные исследования и разработки по производству заменителей различных продуктов – эрзацев, вдохновлявших юмористов и забавлявших французов, которые не подозревали, что в недалеком будущем тоже к ним привыкнут. 12 мая 1936 года Геринг заявил: «Если завтра начнется война, нам будет необходимо пользоваться заменителями. Деньги не будут играть никакой роли. А если так, мы должны быть готовы создать для этого предварительные условия еще в мирное время». Позже он добавил: «Все меры должны рассматриваться с точки зрения неизбежности войны».
Осенью объявили второй четырехлетний план и назначили Геринга комиссаром по планированию. Он должен был найти для Германии иностранную валюту, в которой та нуждалась для вооружения. Промышленность получила энергичные указания увеличить производство. Родилось новое предприятие «Герман Геринг», изыскательское общество, чей капитал увеличился с 5 миллионов до 400 миллионов марок. Изначально занимаясь разработкой бедных руд, предприятие превратилось в гигантское промышленное объединение со штатом более 700 тысяч рабочих и стало трестом по добыче железной руды и угля исключительно в военных целях.
Два управления министерства экономики перешли под военный контроль: генерал фон Лёб стал отвечать за сырье, а генерал фон Ганнекен – за энергию, железо и уголь.
Эти меры были понятны военным: шла подготовка к войне.
Ощущение превосходства ослепляло их, поэтому они не замечали, как совершенствуются службы Гиммлера; обращали мало внимания на людей, которые плели свои сети на Принц-Альбрехт-штрассе. Новый шеф гестапо Генрих Мюллер кропотливо готовил окончательное приручение партией армии.
Несмотря на все уверения в обратном, Гитлер так и не смог избавиться от глухого недоверия к офицерам. У истоков такого недоверия лежал комплекс неполноценности бывшего ефрейтора, которого выработанный рефлекс заставлял вытягиваться по стойке «смирно» в присутствии офицера. Потом он привык к полковникам и генералам, с которыми тесно общался; они всегда выступали в роли просителей. Но считал их чужаками.
Презрительно и недоверчиво он называл «верхним слоем» тех, кто хотел взять на себя ответственность за прежнюю Германию, но не преуспел в этом. Возможно, это была злость старого окопного солдата, которого травили газами на фронте, на генералов, видевших боевые действия издалека и называвших людей, чья жизнь была им доверена, «человеческим материалом». В этом отношении на него повлияли теории Рема о необходимости «популяризировать» армию.
Окружению Гитлера легко было убедить его в необходимости осуществлять над армией железный контроль. Гитлер не строил иллюзий насчет «обращения» армии в национал-социалистическую веру. «Моя армия, – говорил он, – состоит из реакционеров, мой флот – христианский, а моя авиация – национал-социалистическая». Авиация была создана Герингом с помощью новых кадров, поставленных партией, но армия оставалась глубоко монархистской и, не скрываясь, праздновала дни рождения императора.
Так как Гитлер был убежден, что его военный гений выше, нежели все знания, полученные в военных академиях, он считал необходимым самому управлять армией, чтобы навязать свои стратегические концепции боязливому штабу.
Руководители гестапо, Гиммлер и Гейдрих, побуждали его добить единственного противника, который у них оставался. Они полагали, что их триумф не будет полным, если они не обезглавят армейский Генеральный штаб. С этой целью Гиммлер начал с 1935 года плести хорошо продуманную интригу против двух самых высоких лиц в германской армии – фельдмаршала фон Бломберга и генерала фон Фрича. Чтобы уничтожить этих двух врагов СС, гестапо решило их опозорить.
Человеком, которому Гейдрих поручил осуществить эту операцию, стал шеф гестапо Мюллер, примитивный администратор, какие встречаются повсюду. Будучи «функционером» до мозга костей, он существовал лишь ради «бумажек», статистики, докладных. Он чувствовал себя хорошо, лишь занимаясь записками, повестками дня и инструкциями. Главной заботой Мюллера было «продвижение». Его мало беспокоило то обстоятельство, что закулисная сторона его жизни состояла из гнусных и корыстных доносов, анонимных писем, средневековых пыток и тайных казней. Эти ужасы доходили до него обесчеловеченными в виде докладов, составляющих основу административного функционирования.