История гражданской войны в СССР. Том 2 [Великая пролетарская революция (октябрь - ноябрь 1917 года)]

Керенский до этого момента сидел в Гатчинском дворце. В Гатчине было введено осадное положение. Совет рабочих депутатов был разогнан Красновым, большевиков он приказал арестовать. Назначенный начальником гарнизона и комендантом города ротмистр Б. И. Свистунов доносил Керенскому в 11 часов утра 28 октября:

«Большевики в Совете арестованы. Придётся разоружить 2-й запасный артиллерийский дивизион, имеющий 300 винтовок»[384].

В ожидании донесений с фронта Керенский непрерывно связывался то со Ставкой, то с ближайшими гарнизонами. Сведения приходили неутешительные. Однако определённо было известно, что из Луги идут на помощь казакам. В отряд Краснова Керенский приказал сообщить:

«1) К рассвету (29 октября. — Ред.) подойдёт 4-й осадный полк при 4 орудиях.

2) Предполагается прибытие кавалерии из Тосно…

3) Из Луги прибудет ещё одна лёгкая батарея.

4) 3-я Финляндская дивизия с 17-м Донским полком в пути подойдут к Петрограду 29-го вечером.

5) В Москве большевики сдались сегодня днём»[385].

Но всё это в будущем — предполагается: прибудет, подойдёт… Реального нет пока ничего, нет и известий с фронта от Краснова. В 3 часа 40 минут Керенский посылает личную записку генералу Краснову:

«Считаю необходимым окончить занятие Царского Села в кратчайший срок»[386].

Раздражённый молчанием Краснова, Керенский сел в машину и выехал под Царское Село.

«В чем дело, генерал? — отрывисто, сердито обратился он к генералу Краснову. — Почему вы мне ни о чём не доносили? Я сидел в Гатчине, ничего не зная»[387].

Так рассказывает Краснов о своей беседе с Керенским. Краснов доложил Керенскому о создавшейся обстановке.

«Керенский, — продолжает Краснов, — в сильном нервном возбуждении. Глаза его горят. Дамы в автомобиле и их вид, праздничный, отзывающий пикником, так неуместен здесь, где только что стреляли пушки. Я прошу Керенского уехать в Гатчину.

— Вы думаете, генерал? — щурясь, говорит Керенский. — Напротив, я поеду к ним. Я уговорю их»[388].

Краснов приказал сотне енисейских казаков сесть на коней и сопровождать Керенского.

Керенский въехал в гущу толпы, встал на сиденье автомобиля и обратился с истерической речью к солдатам. Он надрывал горло, сырой, пронизывающий ветер относил слова в сторону. Солдаты хмуро и недоверчиво слушали. Тем временем казаки пробрались в толпу колеблющихся солдат и начали силой отбирать винтовки. Кое-кто сдал, но остальные, сжав винтовки в руках, хлынули к воротам парка. Там распоряжался Военно-революционный комитет. Солдат выстраивали и собирали в отряды. Отряды выходили из парка, быстро строились в цепи и постепенно стали окружать казаков. Щёлкнул выстрел, другой, третий — вновь началась перестрелка. Керенский поспешил уехать. Генерал Краснов приказал своим батареям открыть огонь. Шрапнель с визгом стала рваться над головами наступающих солдат.

В конечном счёте артиллерия решила исход борьбы. Осыпаемая осколками шрапнели толпа солдат рассеялась. Путь был свободен, и казачьи части в сумерках стали входить в город.

Прежде всего казаки овладели станцией железной дороги, телефонной станцией и станцией радиотелеграфа. После этого, уже ночью, были заняты царские дворцы.

Царское Село, расположенное всего в каких-нибудь двадцати километрах от Петрограда, было занято войсками контрреволюции. Фарс, разыгрываемый Керенским под Петроградом, грозил превратиться в драму для революции. В царскосельском гарнизоне было до 20 тысяч солдат. Их можно было силой заставить выступить против Петрограда. Генерал Краснов рассчитывал, что гром пушек под Царским повлияет и на гарнизон Петрограда, заставит колеблющихся присоединиться к войскам контрреволюции.

Быстро воспламеняющемуся Керенскому взятие Царского Села казалось началом победы. Днём 28 октября он бегал по залам Гатчинского дворца, томясь неизвестностью, а уже ночью, переехав в Царское Село, торжествуя, телеграфировал в 11 часов в Ставку: «Считаю необходимым указать, что большевизм распадается, изолирован, и как организованной силы его нет уже и в Петрограде»[389].

Записная книжка Керенского — он писал свои письма и телеграммы в полевой книжке штаба III кавалерийского корпуса — случайно попала в руки революционных войск. В книжке сохранились копии отосланных документов, а также подлинники неотосланных телеграмм. В черновике приведенной выше телеграммы имелись следующие строки:

«Царское занято правительственными войсками. В Петрограде даже «Аврора» заявляет, что ее выступление — результат недоразумения. Линия поведения, полагаю, может быть одна: государственная, а не большевистская»[390].

Однако эти строки не вошли в окончательный текст телеграммы. Какие-то остатки стыда не позволили изолгавшемуся сопернику Хлестакова поместить враньё об «Авроре». Но настроение Керенского продолжало подниматься. В 11 часов 10 минут вечера он разослал всем губернским комиссарам и губернским продовольственным комитетам следующее распоряжение: