На первый раз Краснова, по его словам, выручили комиссары Станкевич и Войтинский, сумевшие убедить казаков в необходимости наступления на Петроград. Казаки несколько успокоились. Однако вечером к Краснову вновь явились представители казачьих комитетов и заявили, что казаки отказываются идти дальше без пехоты. Краснову вновь пришлось уговаривать казаков, пустив в ход «весь свой авторитет», как он выражается в своих воспоминаниях.
В конечном счёте ему удалось ещё раз убедить казаков в необходимости дальнейшего движения на Петроград. Тем не менее было ясно, что о решительном наступлении говорить уже не приходится.
В то же время определённее начало вырисовываться и настроение частей царскосельского гарнизона.
После стычки с казаками у Орловских ворот солдаты засели в своих казармах и наотрез отказались сдать оружие.
Стремясь увеличить свои силы, если не за счёт подкреплений с фронта, то хотя бы за счёт находившихся в Царском Селе войск, Краснов вызвал к себе 29 октября офицеров всех частей царскосельского гарнизона. Офицеры были настроены против большевиков и обещали убедить своих солдат примкнуть к казакам. Но обещания эти остались только обещаниями. На организованных по этому поводу митингах солдаты решительно отказались поддержать белогвардейский мятеж. Единственно, чего сумели добиться от них офицеры, — это не совсем твердого обещания сохранять нейтралитет.
В Царском Село стояла пулемётная команда 14-го Донского полка. Узнав об этом, Краснов вызвал к себе её офицеров и комитет. Но и тут его постигла неудача. К его великому удивлению, все они оказались большевистски настроенными и также наотрез отказались от какой-либо помощи казакам.
Развёртывающиеся события полностью подтвердили анализ политического положения, сделанный Лениным вечером того же дня в докладе на совещании полковых представителей петроградского гарнизона.
«На политическом положении долго останавливаться не приходится, — говорил он. — Политический вопрос теперь вплотную подходит к военному. Слишком ясно, что Керенский привлёк корниловцев, кроме них ему опереться не на кого… На фронте за Керенским нет никого… За меньшевиками и эсерами солдатские и крестьянские массы не пойдут. Я не сомневаюсь, что на любом рабочем и солдатском собрании девять десятых выскажется за нас.
Попытка Керенского — это такая же жалкая авантюра, как попытка Корнилова»[443]
.Народный характер Великой пролетарской революции выступал во всём своём величии и непоколебимой силе.
К вечеру 29 октября Керенский узнал о провале юнкерского восстания. В комнатах дворца появились вожди без масс, генералы без армии — Станкевич, Гоц и др. Гоц собирался бежать в Гатчину с целой группой эсеров ещё в ночь на 28 октября, но был арестован и доставлен в Смольный для дачи показаний. Оставленный здесь на свободе, он улизнул и принял участие в юнкерском восстании. Бежавшие из Петрограда принесли с собой растерянность. Все спорили, обвиняли друг друга в ошибках, сплетничали. Савинков забежал к генералу Краснову, поселившемуся в служительском доме дворца великой княгини Марии Павловны. Он предложил Краснову убрать Керенского и самому стать во главе войск.
— С вами и за вами пойдут все, — говорил Савинков Краснову[444]
.Весь остаток дня прошёл в бесконечных переговорах. Строились какие-то фантастические планы о передвижениях корпусов. Все надежды возлагались на помощь с фронта — она придёт, если казаков двинуть к столице. Станкевич, Гоц, Войтинский проявили огромное рвение, чтобы склонить войска для похода на Петроград. Они ездили на разные участки фронта в поисках частей, верных Временному правительству. Уговаривали воинские части, расположенные в Царском Селе и его ближайших окрестностях, не выступать против Керенского и Краснова. Они всячески старались поддержать «боевой дух» в казаках. Но все усилия политических мертвецов не имели никакого действия — за ними никто не пошёл.
Но вот мелькнула новая надежда. 29 октября, часов около десяти вечера, когда уже вполне выяснился разгром юнкерского восстания, во дворце появилась делегация Викжеля.
Викжель (Всероссийский исполнительный комитет железнодорожного союза) был избран на 1 Всероссийском учредительном съезде железнодорожников во второй половине июля 1917 года. Состав Викжеля полностью раскрывает подлинный характер его «надпартийности». Из 41 члена Викжеля эсеров было 14, меньшевиков — 6, народных социалистов — 3 и беспартийных — 11, из которых большинство, как признал руководящий работник Викжеля Вомпе, «в действительности кадеты». Организация такого состава, претендовавшая на руководство железнодорожниками, естественно превратилась в центр «легальной» антисоветской деятельности в первые дни после пролетарской революции.