Эсеро-меньшевики сумели вселить в чиновников крепкую уверенность в недолговечности советской власти.
Чиновники так были уверены, что советская власть продержится не более двух-трёх дней, что, уходя из министерства, оставляли в столах сахар в коробочках. Большевики-де не успеют выпить чаю, как вернётся Керенский. Эсеро-меньшевики считали, что именно здесь, в вопросе о государственном аппарате, рабочие сломят голову:
«Керенского можно арестовать, — писали чиновники в своём журнале, — юнкеров расстрелять из пушек, но самая хорошая пушка не может заменить плохой пишущей машинки, и самый храбрый матрос — скромного писца из какого-нибудь департамента»[696]
.К чиновникам министерств присоединились профсоюзы, руководимые кадето-меньшевиками. В первый же день создания Совета народных комиссаров Центральный комитет почтово-телеграфного союза, угрожая забастовкой, потребовал удаления комиссаров Военно-революционного комитета из почтово-телеграфного союза. Правление Всероссийского союза служащих кредитных учреждений не разрешило Менжинскому (народному комиссару финансов) принять участие в заседании правления союза.
Правление заявило, что для него авторитетны лишь указания «комитета спасения родины и революции».
26 октября меньшевики поспешили подвести первые итоги саботажа.
«Сутки всего прошли со дня «победы большевиков», — писали они в своей газете, — и исторический рок уже начинает жестоко мстить им… Они… попросту не могут взять государственную власть, она ускользает из их рук… они изолированы от всех, потому что весь служебный и технический аппарат государства отказывается им служить…»[697]
.Видную роль в организации саботажа сыграл так называемый «союз союзов» — объединение служащих государственных учреждений Петрограда. Первые шаги по созданию «союза союзов» были предприняты в июле 1917 года, но организация окончательно оформилась накануне Октября. Инициатором объединения служащих различных ведомств и министерств были крупные кадетствующие чиновники — А. М. Кондратьев, Н. И. Харьковцев, М. И. Лаппо-Старженецкий и др. Это была организация привилегированной верхушки петроградских чиновников. В первые же дни после пролетарской революции «союз союзов» связывается с контрреволюционным «комитетом спасения», подпольным Временным правительством и стачечными комитетами отдельных министерств. «Союз союзов» берёт на себя руководство саботажем в министерствах.
Другой крупной саботажнической организацией, связанной с «союзом союзов», был так называемый «совет депутатов трудовой интеллигенции». Этот совет из представителей буржуазной интеллигенции корниловской ориентации был создан в мае 1917 года. На Государственное совещание в Москве «совет трудовой интеллигенции» послал 29 своих представителей. Так же как и «союз союзов», эта организация руководилась кадетами, да и по своему составу была по преимуществу кадетской.
Наряду с такими организациями, как союзы врачей, инженеров, работников сельского хозяйства, «совет депутатов трудовой интеллигенции» поддерживал связь с такими «интеллигентными» объединениями, как союз казачьих войск, выступивший против советской власти исполнительный комитет совета офицерских депутатов и общество фабрикантов и заводчиков.[698]
«Трудовые интеллигенты» ежедневно выпускали бюллетени, в которых повторяли обильную клевету со страниц «Речи», «Воли народа», «Дела народа», «Петроградской газеты» и других контрреволюционных листков. Эти бюллетени распространялись среди бастующих чиновников.«Опасность надвигается не только политическая, но и материальная, — клеветнически писали руководители этого «интеллигентного совета» в своём бюллетене. — Уплата жалования интеллигентным труженикам часто зависит от каприза вахтера»[699]
.А между тем «вахтеры» мужественно выступали против саботажников. Сторож Волжско-камского банка в Петрограде Герасим Огур отказался подчиниться решению саботажников и вышел на работу. Для того чтобы помочь красногвардейцам овладеть аппаратом банка, Герасим Огур привёл в банк свою дочь, учительницу Марию Огур. Герасиму Огуру и его дочери был объявлен бойкот. Их внесли в списки «штрейкбрехеров» и вывесили списки на дверях банка. Но они продолжали работать.