Но наряду с простонародным речевым стилем в эллинистической поэзии очень силен и другой стиль, находящийся в резком противоречии с фольклорными элементами языка. Большинство поэтов — люди высокообразованные, начитанные, щеголяющие своей книжностью. Они много и усердно читают старых и новых, крупных и второстепенных поэтов, внимательно изучают классиков. А так как сюжет античного художественного произведения в подавляющем большинстве случаев строился на материале мифа, благодаря чтению поэтических текстов авторы приобретают необыкновенную осведомленность именно в мифологии. Ученость их преимущественно мифографическая. Этой приобретенной упорным трудом ученостью они дорожат и доскональным знанием мифов постоянно рисуются друг перед другом, делая глухие намеки на редкие, мало известные мифологические версии, снабжая своих богов и героев неясными, часто нарочито придуманными эпитетами, смысл которых понятен только таким же, как они знатокам мифологии и литературы. Охотно вводят они в стихи длинные списки имен загадочных, малоизвестных мифологических персонажей, например каталоги морских или горных нимф, обрамляя иные из этих имен миниатюрными, в два-три стиха, изящно сделанными новеллами. Совершенно ясно, что подобного рода "ученые" пассажи рассчитаны не на рядового человека. В самом деле, только изощренный в древней мифологии, классиках греческой литературы и в языке самой современной поэзии человек мог догадаться, что выражением "тиринфская наковальня" у Каллимаха обозначен Геракл. Современник Каллимаха поэт Ликофрон пишет свою "Александру" так, что почти каждое слово поэмы представляет собой загадку. Можно смело сказать, что не будь античных комментариев к "Александре", ее содержание так бы и осталось для нас непонятным.
Таковы два главных стилистических тона, какими окрашено творчество александрийских поэтов. Оба тона часто уживаются в одном и том же произведении; и в этом явлении также заключена одна из типичных стилевых особенностей поэзии той эпохи.
Для историко-литературной оценки эллинистических эпиллиев немаловажен вопрос о зависимости их стиля от стиля гомеровской поэзии.
Поклонники малых форм относятся к большому эпосу, в их глазах уже давно изжившему себя, отрицательно, но их, людей изощренного вкуса, он чарует дивной патиной старины. Поэтому они жадно пользуются средствами большого эпоса в эпиллиях и, стараясь придать последним настроение греческой древности, сознательно подражают стилю Гомера — не тематике, конечно, а лишь эпической форме и той бытовой обстановке, какая изображена в поэмах Гомера. Они переносят в свои эпиллии гомеровские эпические формулы, стандартизованные "украшающие эпитеты", заимствуют у него технику сравнений и другие стилевые приметы древнего эпоса. Подражают они языку эпоса и в отношении фонетики и морфологии, мало обращая внимания на гомеровский синтаксис, своеобразную примитивность которого ни они сами, ни общество их эпохи еще не в состоянии почувствовать и оценить. Поэтов прельщают звучания старинных гомеровских огласовок, они копируют формы его флексий и вводят в свои эпиллии специфически гомеровские слова. Чтобы усилить иллюзию отдаленной древности, они готовы нагромождать особо редкие гомеровские формы, а иногда даже вводят в текст слова с неясной семантикой, которые они либо вычитали у древних писателей, либо взяли из того или иного областного диалекта. Стремясь выдерживать в точности гомеровский тип языка и гомеровский характер поэтики, они не замечают невольно допускаемых искажений гомеровского стиля, например, когда они вводят в свой эпос оба присущих новой поэзии стилистических тона — и фольклорный, и ученый. Так, в "Гекале" Каллимаха вставленная в речь ворона, написанную разговорным языком, ссылка на миф о споре Афины и Посейдона за Аттику преисполнена хитроумной учености: бог морей Посейдон обозначен там посредством туманного выражения "обитатель тины", а обычное, всем хорошо знакомое название страны — Аттика — заменено другим, не доступным пониманию рядового читателя — "Акта".