Все большее количество врачей стало отдавать предпочтение более агрессивной хирургии. Подобные процедуры описаны в голландской, французской, английской и немецкой специальной литературе. Одним из самых влиятельных трактатов был трехтомный труд Лоренца Хейстера «Общая система хирургии», который был быстро переведен с латыни на немецкий и английский языки
[337]. Хейстер написал о том, что провел многочисленные экстирпации раковых опухолей груди по размеру «больше, чем кулак» и даже вырезал опухоль весом в двенадцать фунтов (илл. 84)! До середины XIX века эти операции проводили без анестезии, как и любые другие операции. Чтобы унять боль, пациентам давали вино и лишь изредка опиум.Английская писательница Фанни Бёрни описала ужас мастэктомии, которую она перенесла в октябре 1811 года. Она описала все в письме к сестре, живущей в Англии, поэтому мы имеем отчет из первых рук, написанный не с точки зрения хирурга или биографа, жившего позже, а с точки зрения самой пациентки с раком груди.
Бёрни вышла замуж за французского дворянина д’Арблэ, пока он жил в Англии в изгнании. После революции она вернулась вместе с ним во Францию, где их принимали в высшем свете. Женщина обратилась к знаменитому военному хирургу Наполеона Барону Ларрею, когда у нее начались частые и острые боли в груди. Посоветовавшись с двумя своими помощниками, Ларрей решил оперировать. По словам Бёрни: «Я была приговорена к операции всей троицей. Я была изумлена и разочарована, так как бедная грудь не потеряла свою окраску и была ничуть не больше своей здоровой соседки»
[338]. Боясь, что «дьявол полезет вглубь» и ее жизнь окажется в опасности, Бёрни согласилась на операцию.Ей удалось добиться от хирургов только одного обещания: они предупредят ее об операции всего лишь за четыре часа до процедуры. Ей казалось, что так будет легче найти силы, чтобы «встретить надвигающийся удар». Три недели спустя утром, когда она еще лежала в постели, ей сообщили, что хирурги будут у нее в десять часов. Бёрни настояла на том, чтобы операцию перенесли на вторую половину дня, чтобы у нее было время к ней подготовиться, так как операция должна была состояться в ее собственном доме. Она вспоминала:
Я направилась в салон и увидела, что там все готовят для операции. Я ушла, но вскоре вернулась: зачем прятать от себя самой то, что я скоро увижу? И все же от вида огромного количества повязок, компрессов, губок, корпии меня слегка затошнило. Я ходила взад и вперед, пока не успокоилась и постепенно не превратилась в совершенную дурочку, вялую, без чувств или сознания. И в таком состоянии я пребывала до той поры, пока часы не пробили три. Тогда неожиданно вернулось напряжение. Я взяла перо, чтобы написать несколько слов М. д’А. и еще несколько слов Алексу [ее сыну] на случай фатального исхода.
Это было написано в те время, когда рак груди был сугубо личным делом и говорили о нем только с самыми близкими и дорогими людьми, и то тщательно подбирая слова. Но как автор «Эвелины» и других хорошо известных романов, Бёрни понимала, что ее письмо, отправленное сестре, будут читать члены семьи и друзья, и его не выбросят. Дальнейшее описание носит отпечаток таланта романистки.