После второй коронации появилось новшество. Была введена должность мухтасиба — судьи-цензора, блюстителя общественных нравов. Мухтасиб присматривал за базарами и искоренял такие неподходящие для мусульман занятия, как азартные игры, богохульство и употребление спиртного. Опиум, как и алкоголь, запретили полностью. При дворе порядок поддерживался не хуже, чем на базарах. Теперь у падишаха не было таких увеселений, как танцовщицы, музыканты и художники. Их место заняли бородатые законники и знатоки Корана, которые трудились, составляя стандартизированные ханафитские законы. Традицию появляться в лучах солнца на балконе перед подданными новый падишах тоже не поддержал. На десятом году правления он велел официальным хронистам умерить резвость льстивого пера. Тщеславие тоже противно мусульманину. В своем стремлении переделать придворные нравы Аурангзеб был искренен, его вера лишена лицемерия.
С другой стороны, многие обвиняют его в фанатизме, и не без основания. Хотя это свойственно немусульманским авторам, они приводят как аргумент те дискриминационные меры, которые он принял за 20 лет правления. Налог с индусских паломников, отмененный Акбаром, ввели снова. С брахманов и храмов вновь стали брать подати. С индусских купцов брали высокие пошлины. Местные администрации в провинциях получили указания избавляться от чиновников-индусов и принимать вместо них мусульман. А самое главное, все недавно построенные или перестроенные храмы следовало снести. Среди этих храмов, которые заменили мечетями, были такие знаменитые и почитаемые святыни, как храм Вишванатха в Варанаси — ныне на его месте (с позволения индусов) стоит Великая мечеть Аурангзеба — и новый храм Кешава Део в Матхуре, где сейчас высится (тоже с позволения) еще одна мечеть Аурангзеба. Наконец в 1679 году немусульман ожидал самый тяжелый удар — восстановили ненавистную джизью.
Однако фанатик для одних может быть святым для других. Апологеты Аурангзеба возражают, что Шах-Джахан тоже унижал немусульман и рушил храмы, что Аурангзеб в конечном счете разрушил очень немного храмов, а некоторым даже жаловал джагиры{275}
. Более того, те места, которые в самом деле подверглись осквернению, были очагами политического и идеологического мятежа. Так, если верить Бернье, Варанаси, эти «индийские Афины», стал первой жертвой, поскольку служил «всеобщей индуистской школой»{276}. Мусульмане считали этот город очагом гнусного язычества, поклонения лингаму. Даже для джизьи находится убедительное основание. Хотя часто ее описывают как подушный налог, на самом деле она была, скорее, заместительным налогом, которым облагали только взрослых мужчин. Будь они мусульманами, они были бы обязаны нести военную службу во время джихада. Немусульман на войну не призывали, взамен они платили деньги. Размер джизьи варьировался в зависимости от возможностей плательщика. Самые бедные от налога освобождались, и не похоже, чтобы джизья собиралась во всех дальних провинциях.Тяжелее всего пришлось тем, с кого удобнее всего было собирать деньги — в основном городским торговцам и ремесленникам. Они же и возмущались громче всех. Когда приказ о подати был оглашен впервые, Шахджаханабад-Дели сотрясла волна протестов. Толпы индусов, «менялы и суконщики, всевозможные лавочники с Урду-базара, мастеровые и рабочие всех мастей» толпились на дороге, мешая падишаху проехать коротким путем из Красного форта к мечети Джама Масджид.
Толпа ежеминутно прибывала, и процессия падишаха встала. По цепи передали приказ привести слонов и направить их на толпу. Многих задавили насмерть… Еще несколько дней индусы продолжали собираться большими толпами и роптать, но наконец покорились джизье{277}
.Были и другие протесты, и многие противники правления Великих Моголов говорят о джизье как о жестоком бедствии. Но мысль о том, что Аурангзеб стремился притеснять подданных, чтобы силой обратить их в ислам, абсурдна. Падишах был слишком умен, а подданных было слишком много. Гораздо более вероятно, что он стремился создать климат, в котором Моголы могли жить по исламским нормам, а немусульмане находились бы в подчиненном положении, но все время имели возможность наблюдать преимущества ислама.