История Индонезии. Часть 2

И уже совершенно новыми нотами, присущими политическому стилю президента в последние месяцы, стали распространившийся (не без содействия властей) слух о том, что Сухарто намерен в начале 90‑х гг. совершить хадж в Мекку[131]

, а также «благословленный» им и принятый в декабре 1989 г. закон о шариатских судах. Он полностью передавал в ведение исламских судов все дела мусульман, связанные с семейным правом (браки, разводы наследование и т. п.), и вызвал торжество сантри и озабоченность абанган, лишенных отныне альтернативной возможности — обращения по этим поводам в гражданский суд. Встревожены были и представители иных религий. Разъяснение к закону открывало возможность распространения юрисдикции шариатских судов и на другие об ласти права. Весь этот диапазон начинаний лидеров «нового порядка» однозначно истолковывался как попытка заручиться поддержкой сантри еще на дальних подступах к выборам 9 июня 1992 г. Аналогичным «пряником» для госслужащих была десятипроцентная прибавка к жалованью, а для деревенской верхушки — увеличение в полтора раза специальной президентской помощи; то и другое — в 1990/91 бюджетном году.

Тр етьими в перечне гражданских оппонентов орба обычно упоминаются группировки, «приверженные либеральному образу мышления», то есть нормам конституционной демократии, политического плюрализма и гласности, коллегиальности принимаемых решений, суверенности каждого из трех видов власти (законодательной, исполнительной и судебной) и стопроцентной выборности состава всех ее органов, ответственность кабинета перед парламентом. Упомянутая категория оппозиции наиболее пестра. Это и элитарная группировка, осколок первого лагеря орба, охватывающая отставных генералов (А. X. Насутион, А. Садикин, М. Ясин, К. Идрис), видных в прошлом партийных деятелей (М. Натсир, М. Софиан) и др. Многие из них стояли на платформе «Петиции пятидесяти», выработанной к концу 80‑х гг.: отмена положения Закона о партиях, не допускающего создания политических партий, кроме ДПИ и ПЕР; исключение принципа назначаемости части депутатов СНП и НКК; отмена неконституционных государственных органов типа БАКОРСТАНАС. Некоторые из этих оппозиционеров, но далеко не все довольно близки к армейским диссидентам и в целом не покушаются на «прямое и равное» участие армии в политике. Это также образовавшиеся в апреле 1991 г. альтернативные демократические общественные организации: Лига за восстановление демократии во главе с известным правозащитником Й. Принсеном и Форум за демократию, руководимый лидером исламской НУ А. Вахидом, но имеющий нерелигиозный характер.

К этой же оппозиционной группировке относят и часть либерально настроенного студенчества, отвергающую панчасилу как бессодержательную в новых условиях идеологию и требующую отказаться от политической системы «правящей армии». Здесь точек соприкосновения с молодыми офицерами значительно меньше. Что до властей, то они в целом утратили влияние на студенчество. Поэтому они жесткой рукой подавляют любые студенческие выступления в 80‑е гг., будь то стихийные волнения 1987 г. в Уджунгпанданге (бывш. Макассар) или демонстрация протеста бандунгских студентов против прибытия и выступления министра внутренних дел генерала Рудини (август 1989 г.). Последние вызвали выступления солидарности студентов Джокьякарты и Уджунгнанданга. 12 протестовавших были арестованы и отданы под суд также по обвинению в подрывных действиях. Вместе с тем правительство и здесь не забывает о «прянике»: с 1989 г. вновь разрешено создавать органы студенческого самоуправления (сенаты), чьи полномочия, впрочем, гораздо уже, чем у студенческих советов, запрещенных властями с 1978 г. Со студентами, преимущественно сто личными, пытаются поддерживать контакт технократы американской выучки, хотя ныне эти связи чрезвычайно ослабли. По жалуй, ни одна из армейских фракций не располагает эффективными рычагами влияния и на ту часть студенчества, кого рая конформистски настроена. Возможно, только руководстве Голкара, способное предложить некоторым из них кооптации в истеблишмент, может рассчитывать на успех.