История Индонезии. Часть 2

«Великая депрессия» 1929 г. тяжело сказалась на индонезийской экономике, положении трудящихся. В Индонезии она затянулась до 1936 г.: ведь сельское хозяйство и до нее пребывало в состоянии хронического кризиса. Падение мировых цен на вывозимую продукцию втрое сократило экспортную выручку. Сокращалось производство, квотировался сбыт. Кризис нанес смертельный удар производству сахара; оно сократилось в шесть раз; из 178 сахарных заводов (1929 г.) осталось около 40 (1935 г.). Примкнув к международному каучуковому картелю, колониальное правительство ограничило производство, причем на европейских плантациях на 7%, а на участках мелкой национальной буржуазии вдвое. Этим власти фактически ограбили 800 тыс. местных производителей на 85 млн гульденов — эквивалент трети бюджета колонии. Картелировался также экспорт чая, хинина, сахара, кофе.

Правительство взяло курс на экономию за счет трудящихся. Был прекращен импорт дешевого бирманского и вьетнамского риса; сразу же резко возросли цены на продовольствие. Уровень налогов, главным образом с индонезийцев, возрос на .80%. Зарплата рабочих упала к 1936 г. до 25—45% от уровня 1929 г.; жалованье служащих — до 55%. В семьях некоторых категорий индонезийских рабочих на душу приходилось лишь по 0,04 гульдена в день, они пребывали на грани голодной смерти. Пособия получали только голландские рабочие. Ассигнования на образование и здравоохранение были урезаны вдвое. Армию безработных пополнили 100 тыс. рабочих закрытых сахарных предприятий и 160 тыс. (примерно 50%) уволенных законтрактованных кули. Происходило частичное деклассирование пролетариата: безработные толпами возвращались в деревню. Доходы крестьян в годы кризиса сократились на 50—70%. Многие систематически недоедали. Наблюдалось поголовное возвращение к натуральному хозяйству и ускорение процесса парцелляции крестьянских участков.

За время кризиса усилились позиции лишь торгово–ростовщической, отчасти промышленной буржуазии, новых помещиков и деревенской верхушки. Ссуды стали предоставляться им, а не буржуазии хуацяо, как прежде. Голландские власти прямо заявили о намерении создать «туземный средний класс» и превратить его в плотину на пути революции. Специально разработанная правительством программа «индустриализации» предусматривала содействие местной буржуазии в некотором развитии предприятий мелкой и средней промышленности: в строительстве текстильных (батик), пищевых, керамических предприятий, завода по сборке велосипедов. Большинство из них оказались смешанными, хуацяо–индонезийскими — по национальности владельцев.

Другой причиной «политики индустриализации» была необходимость борьбы с японским демпингом. Уже в 1933 г., доли импорта из Голландии, Англии и Японии составляли соответственно 12, 11 и 32%, тогда как еще в 1928 г. — 18, 13 и 10%. Голландцы ввели в годы кризиса систему импортных квот, подняв к 1937 г. свою долю в импорте до 21% и сократили японскую до 18%. С эпохой свободной торговли и «открытых дверей» было покончено.

Кризис разрушил ряд стереотипов массового сознания: насаждавшаяся голландцами вера в их всемогущество была рассеяна очевидным бессилием властей одолеть стихию кризиса. Вместе с тем экономические потрясения не привели к революционным выступлениям рабочих и крестьян, хотя прошел ряд забастовок (горняков на о. Белитунг, докеров и типографских рабочих на Центральной Яве); выступлений крестьян (Пасуруан, Семаранг, Баньюмас), иногда вооруженных (о. Бенгкалис, г. Мадиун, Гомбонг, Краванг, Бекаси). Всем им, однако, недоставало организованности и единства. Голландцам без особого труда удавалось удерживать контроль. Этому способствовал разгром накануне кризиса КПИ и СР, антистачечные законы, повсеместный полицейский террор.

Удар по колонизаторам последовал с неожиданной стороны. Резкое снижение жалованья военнослужащим, морякам ВМФ вызвало их бурные демонстрации в Сурабае. Командование арестовало десятки «зачинщиков» и, чтобы разобщить недовольных, отправило часть флота в учебное плавание. Но 5 февраля 1933 г. в бухте Оле–ле (Аче) на флагмане — броненосца «7 провинций» — вспыхнуло восстание индонезийских и голландских матросов, представителей этого привилегированного рода войск. Арестовав офицеров, они повели этот крупнейший и нонешний из голландских кораблей в Сурабаю, требуя восстановить прежнее жалованье и освободить товарищей. Моряки не собирались прибегать к оружию. Отсутствуют данные и об их связи с национальным движением, хотя ряд индонезийских матросов сочувствовали лозунгам национально–революционных партий. Лишь бомбежка «индонезийского «Потемкина», унесшая десятки жизней, заставила его экипаж сдаться. Перепуганное правительство подвергло моряков длительным срокам тюремного заключения и немедленно сократило до минимума туземный контингент» флота. Но жалованье оно рискнуло урезать лишь в незначительных масштабах. Восстание стало важной вехой в истории освободительного движения. Впервые индонезийские и голландские военнослужащие совместно выступили против колониальных властей.