История инквизиции

Все взоры были тогда обращены на Латеранский собор, которому предстояло решить участь Южной Франции. Фульк, отправляясь в Рим, захватил с собой Доминика, чтобы получить от Папы утверждение новой монашеской общины. Иннокентий, как гласит предание, колебался: недавняя неудача в деле Дурандо сделала его несколько недоверчивым к начинаниям энтузиастов; собор запретил основание новых монашеских орденов и постановил, что в будущем религиозное рвение должно находить себе удовлетворение в существующих монашеских общинах. Но колебания Иннокентия были рассеяны сновидением: он видел во сне, что Латеранская Базилика пошатнулась и уже была готова упасть, когда какой-то человек, в котором он узнал смиренного Доминика, поддержал ее своими сильными плечами. Убежденный теперь, что здание Церкви должно быть поднято человеком, ревности которого он не признал, Иннокентий одобрил его план с условием, что Доминик и его братия примут устав одного из существующих орденов.

* * *

Вернувшись, Доминик собрал свою братию в Пруиль. Последняя состояла тогда из шестнадцати человек, пришедших с разных сторон горизонта – из Кастилии, Наварры, Нормандии, Северной Франции, Лангедока, Англии и Германии: поразительное доказательство могущества Церкви, стиравшей и уничтожавшей все национальные различия перед религиозным идеалом. Эта монашеская община, набожная и преданная воле Божией, приняла устав регулярных каноников св. Августина, к которым принадлежал Доминик, и избрала аббатом Матвея Гэльского (le Gaulois); он был первым и последним, носившим это звание, так как внутреннее устройство ордена в его дальнейшем развитии изменилось в том направлении, чтобы одновременно обеспечить ему единство и свободу действий.

Орден делился на провинции, и каждая из них находилась в ведении своего провинциального приора; все приоры зависели от одного генерала. Все должности были избирательными, и были выработаны правила для заседаний собраний или капитулов, как провинциальных, так и общих. Всякий монах был обязан буквально во всем повиноваться своему старшему. Как солдат на действительной службе, он мог быть во всякое время послан на дело, раз того требовал интерес Церкви или ордена.

Братья действительно были как бы воины рати Христовой; они не обрекали себя, как монахи других орденов, на созерцательную жизнь за стенами монастыря; наоборот, они должны были жить среди мирян, и их готовили к этому; они хорошо умели убеждать других, были сведущи в богословии и риторике и готовы на все решиться и все перенести в интересах воинствующей Церкви.

* * *

Имя братьев-проповедников, под которым они стали известны, они получили совершенно случайно. Во время Латеранского собора, когда Доминик был в Риме, Папе Иннокентию понадобилось послать ему записку. Он приказал своему секретарю начать ее словами: "Брату Доминику и его спутникам"; потом, подумав, он приказал написать: "Брату Доминику и проповедникам, которые с ним"; в конце концов, после нового размышления, он написал: "Наставнику Доминику и братьям-проповедникам". Это название крайне обрадовало их, и они тотчас же присвоили его.

Интересно, что обета бедности не было в первоначальном уставе ордена. Первым толчком зарождения ордена было дарование Селлы и предоставление епископом Фульком части десятинных доходов; немного спустя после образования ордена, Доминик не задумался принять от Фулька три церкви: одну в Тулузе, другую в Памье и третью в Пюилорансе.

Стараясь объяснить это, историки ордена говорят, что основатели его желали ввести бедность в свои устав, но побоялись, чтобы подобное новшество не вызывало препятствии со стороны Папы при утверждении устава. Но так как Иннокентий уже раньше одобрил обет бедности в проекте Дурандо, то это объяснение теряет всякое значение, и мы вправе верить тем легендам, где Доминик рисуется строго запрещающим своей братии употребление денег.

С другой стороны, мы знаем, что уже в 1217 году братья вступили в спор с агентами Фулька по вопросу о десятинных доходах и настаивали, чтобы все церкви, насчитывающие не менее шести причастников, были признаны приходскими и обложены этим налогом. Только позднее, когда успех францисканцев показал могущественное обаяние бедности, этот обет был принят и доминиканцами на общем собрании 1220 года, а в основные правила ордена он был внесен только собранием 1228 года; отныне было строго запрещено братьям-проповедникам приобретать земли или арендные статьи, предписывалось не просить никогда ни у кого денег и вменялось всякому брату в "великое прегрешение" хранение при себе вещи, которую иметь ему было воспрещено. Орден скоро стряхнул с себя эти стеснения, но сам Доминик в этом отношении служил примером крайней строгости. Он умер в Болонье в 1221 году на постели брата Монета и в его одежде, так как своей постели у него не было, а его единственная одежда износилась до нитки. Когда в 1220 году был принят обет бедности, то все имения, которые не были необходимы для удовлетворения насущных потребностей ордена, были переданы монастырю Пруиля, о котором мы упоминали выше.