История инквизиции

Самое большее, что мог наложить инквизитор, – это штраф в виде епитимий, причем деньги шли на добрые дела. Суд его был судом только духовным; он судил грехи и предписывал духовные врачевания, следуя внушению Евангелия, которое всегда лежало раскрытым перед ним. Такова была, по крайней мере, теория, и ее не нужно упускать из виду, если мы хотим понять многое из того, что иначе показалось бы нам нелогичным и непоследовательным, в особенности в вопросе о свободе действий инквизитора в отношении кающихся. Судья человеческой совести, он не был связан никакими законами, никакими правилами; вызванные им были в точном смысле слова в его полном распоряжении, и никакая сила, кроме Св. Престола, не могла изменить ни одной йоты в его приговоре.

Следствием такой свободы действий инквизитора иногда являлось прощение там, где мы его совсем не ожидаем. Так было, например, в деле об убийстве св. Петра Мученика. Один из наемных убийц, Пьетро Бальзамо, известный под именем Карино, был захвачен на месте преступления, и побег его из тюрьмы вызвал в Милане целую революцию, но, когда он был снова схвачен и принес раскаяние, его простили и разрешили вступить в доминиканский орден, где он мирно скончался с ореолом блаженного (beato). И хотя Церковь не разрешила оказывать ему открытое поклонение, но тем не менее он был в 1505 году, под именем блаженного Ацерина, изображен среди святых доминиканцев на хорах церкви во имя св. мученика Эвсторджио. По-видимому, ни один из убийц не был казнен, и главный подстрекатель к преступлению, Стефано Конфалониере д'Алиате, еретик и известный покровитель еретиков, был заключен пожизненно в тюрьму только в 1295 году, через сорок три года, после длинного ряда отречений и новых падений. То же было и немного позднее, когда по делу об убийстве инквизитора францисканца Петра да Брачьано был доставлен миланскому инквизитору, Райнерио Сакконе, Манфред ди Сесто, вооруживший убийц. Он сознался в своем преступлении и в других проступках на пользу ереси, но ему было только приказано явиться к Папе и ожидать от него наложения епитимии; но так как он выказал презрительное неповиновение, то Иннокентий IV приказал магистратам всей Италии задержать его и заключить в тюрьму, где бы он ни попался.

* * *

Однако это учение, представлявшее Церковь любящей матерью, которая с болью в сердце наказует в их же интересах своих детей, послужило лишь к тому, чтобы сделать большую часть действий инквизиции более безжалостными. Сопротивлявшиеся ее благодетельным усилиям становились виновными в неблагодарности и непослушании, темного пятна которого ничто не могло изгладить.

Это были отцеубийцы, недостойные снисхождения; и если их бичевали, то им же еще оказывали этим особую милость. Мы уже видели, как мало инквизитор, в своих стремлениях открыть и направить на путь истины еретиков, обращал внимания на человеческие страдания; он не давал права предполагать, что он будет более мягким, имея дело с больными душами, ищущими от него отпущения грехов и духовного наказания; только кающийся, принесший сознание в своем преступлении и раскаявшийся в нем, являлся перед трибуналом, чтобы принять надлежащее наказание; все же остальные предавались в руки светской власти.

Насколько неосновательна была эта теория, видно из того, что юридические права инквизиции распространялись не на одних только еретиков, добровольно отступивших от догматов Церкви. Защитники ереси и люди, сочувствовавшие ей, все, кто давал еретикам пристанище, милостыню или покровительство, все, кто упускал случай донести на них властям или задержать их, – все эти люди, как бы ни была известна их преданность католицизму, навлекали на себя подозрение в ереси.

Если подозрение было тяжелое, то оно приравнивалось к ереси; если же это было сильное или легкое, то все же, как мы видели, оно было опасно. Цангино учит, что если еретик раскаивается, если он исповедует свои грехи священнику, если на него будет наложена епитимья и он получит отпущение грехов, то он, несомненно, может освободиться от ада и омыть свои грехи в глазах Бога, но он не должен избежать земного наказания и предается в руки инквизиции. А последняя не любила упускать своей добычи. Признавая действительность таинства покаяния, она, чтобы устранить возможную от этого помеху, запретила священникам принимать исповедь от еретиков, предоставив их епископам и инквизиторам. Не является ли это еще новым и поразительным доказательством того, что поведение св. инквизиции шло вразрез с ее учением.

* * *