История инквизиции

Все это придало новое значение желанию строго законно определить понятие преступления возврата к ереси и вызвало тысячу споров и тонких схоластических из мышлений. Явилась необходимость определить с некоторой точностью, когда виновный не мог быть даже выслушан, а также определить степень его виновности по первому и второму преступлениям, совокупность которых оправдывала его осуждение как не раскаявшегося еретика. Там, где сама виновность была так часто неуловима и неосязаема, задача измерить и определить ее была, конечно, не из легких.

Папа Александр VI.

Бывали случаи, когда при первой судимости обвиняемый оставался только под подозрением без всяких улик, и казалось жестоким осуждать человека на смерть за второе преступление, когда он не был уличен в первом. Недоумевая над разрешением этого вопроса, инквизиторы обратились к Папе Александру IV, который дал им вполне определенный ответ. Если подозрение было тяжелое, ответил он, то следовало, "допуская своего рода законную фикцию", рассматривать его как законное доказательство виновности обвиняемого, и поэтому обвиняемый должен быть осужден. Если же подозрение было легкое, то обвиняемого следует наказать более строго, чем наказываются за преступление в первый раз, но не применять к нему полностью наказаний, наложенных на рецидивистов.

Кроме того, для установления вторичного преступления требовались более слабые доказательства: достаточно было, если обвиняемый вступил в сношения с еретиком или выказал ему какое-либо дружеское расположение. Это постановление неоднократно подтверждалось Александром и его преемниками с настойчивостью, которая показывает, как много возникало недоразумений на этой почве; но, в конце концов, осуждение рецидивистов было внесено в каноническое право и стало ненарушимым законом Церкви. Все авторы, кроме Цангино, единогласно говорят, что в подобных случаях не может быть ни малейшего снисхождения.

* * *

Возникали также затруднения по поводу прегрешений менее серьезных. Так, задавались вопросом, как следует поступать с сочувствующими ереси в случае вторичного их обвинения. Нарбоннский собор 1244 года полагал, что их следует отсылать к Папе, чтобы он разрешил их грехи и наложил на них епитимью; но такая процедура была признана чересчур сложной.

В средний период истории инквизиции все писатели, в том числе и Бернар Ги, не предписывая выдачи виновного светской власти, предлагают налагать на него тяжелую епитимью, чтобы навести на других спасительный страх. Но в XIV веке Эмерик полагает, что сочувствующий, привлеченный во второй раз, должен без всякого суда быть выдаваем в руки светской власти; строго по закону так же должно было поступать с теми, кто попадался снова после публичного обвинения в ереси; но это казалось столь жестоким, что Эмерик предложил представлять все подобные случаи на утверждение Святого Престола.

****

Был еще другой разряд преступников, которые очень беспокоили инквизиторов и для которых было очень трудно установить однообразные правила; это те, кто убегал из тюрьмы или небрежно исполнял наложенную на них епитимью. По теории чистосердечно обратившимися считались те кающиеся, которые с радостью принимали епитимию как единственную надежду для них на вечное спасение; но, не выполняя после этого епитимьи, они показывали или то, что их обращение было неискренне, или то, что их неустойчивая душа снова впала в старые заблуждения. Поэтому уже с самого начала на них смотрели как на рецидивистов. Валансский собор 1248 года постановил, чтобы сначала их милостиво усовещевали, после чего, если они продолжали оказывать неповиновение, с ними следовало поступать как с закоренелыми еретиками; это решение вносилось даже иногда в приговор, причем тем, кто стал бы небрежно исполнять епитимью, грозили наказанием, определенным для клятвопреступников и не раскаявшихся еретиков; однако, еще в 1260 году Александр IV, по-видимому, затруднялся издать особое правило для этих случаев и неопределенно говорит об отлучении от Церкви, о новом наложении наказания и об обращении, в случае надобности, к помощи светской власти. Около этого же времени Ги Фукуа высказывается за смертную казнь, считая, что подобная небрежность служит признаком закоснелой ереси; но Бернар Ги считал это чрезмерным и советовал предоставлять виновных на усмотрение инквизитора.

Наиболее частыми преступлениями этого рода были самовольное снятие желтых крестов и побег из тюрьмы; первое, насколько я знаю, никогда не наказывалось смертью, хотя и влекло за собой довольно строгие наказания, чтобы отбить у кающихся охоту делать это. Что касается побега из тюрьмы, то инквизиторы последнего периода инквизиции считали это преступлением уголовным: бежавший из тюрьмы был еретиком-рецидивистом, и его следовало сжечь живым без всякого суда.