Читаем История инквизиции полностью

Все ереси, отрицавшие священство, были направлены против злоупотреблений, при помощи которых духовенство старалось удержать за собой господство над душами верующих. Исходным пунктом всех этих ересей было заимствованное из учения Доната положение, что таинства оскверняются от прикосновения к ним порочных рук, так что, следовательно, священник, живущий в смертном грехе, не может и не должен совершать никаких таинств. Если принять во внимание общий нравственный уровень тогдашнего духовенства, то применение этого положения на практике было равносильно исключению большинства священников из духовного звания; и это положение в руках еретиков было тем более могущественным орудием, что на него же опирался и сам святой престол в своей борьбе против женатого духовенства.

В 1059 году на поместном соборе в Риме, под давлением Папы Николая II, было постановлено, что верующие не должны присутствовать на обедне, которую служит священник, имеющий жену или наложницу. Этот канон приглашал, таким образом, прихожан судить о поведении своих священников; но он оставался мертвой буквой, пока Папа Григорий VII не подтвердил его в 1074 году и не ввел его в жизнь. Это произвело страшное смятение, так как целомудренные священники были редким исключением. Борьба, возникшая отсюда, была так горяча, что в 1077 году в Камбрэ женатые или живущие в конкубинате священники сожгли живым одного несчастного, который упорно отстаивал папские постановления.

Указы Григория VII были подтверждены Иннокентием II на Реймском соборе 1131 года и на Латеранском 1139 года; Грациан включил эти указы в составленный им сборник церковных законов, в которых они сохранились и до нашего времени. Урбан II старался доказать, что это только вопрос внешнего благочиния и что таинства не теряют своей силы даже и в том случае, если они совершаются самыми порочными священниками; но было трудно убедить массы таким хитрым и тонким толкованием. Такой ученый богослов, как Герох фон Рейхерсперг, мог, конечно, оставаясь истинным католиком, утверждать, что, по его мнению, все равно, будет ли совершать обедню священник, живущий в конкубинате, или язычник; но для людей, менее твердых в вере, этот вопрос представлял неразрешимые трудности.

Немного позднее Альберо, священник из Мерка, близ Кельна, учивший, что принесение бескровной жертвы, совершенное порочным или преступным священником, не имеет силы, был вынужден отречься от своих слов ввиду единогласного свидетельства отцов Церкви, которые держались противоположного взгляда; тогда он создал новую теорию, по которой таинства, совершаемые недостойным священнослужителем, приносят пользу тем, кто принимает их, не зная о недостойном поведении священника, но, с другой стороны, они не приносят пользы мертвым и тем, кто знал о дурном поведении священника. Эта теория была признана еретической. Тогда Альберо предложил доказать справедливость своего учения посредством испытания огнем, но его предложение было отвергнуто на основании того соображения, что колдовство могло бы здесь доставить торжество ложному учению.

* * *

Этот вопрос продолжал волновать Церковь до 1230 года, когда Папа Григорий IX положил ему конец, постановив, что, во-первых, всякий священник, впавший в смертный грех, временно отрешается от исполнения своих обязанностей в отношении лично самого себя, пока он не раскается и не получит отпущения греха; и что, во-вторых, отправляемые им службы имеют силу, так как он не отрешается от исполнения обязанностей по отношению к другим, по крайней мере, в том случае, если грех его не сделался общеизвестным благодаря его признанию или судебному решению, или если он настолько очевиден, что в нем нельзя сомневаться. Было, конечно, немыслимо, чтобы Церковь ставила действительность таинства в зависимость от нравственности священнослужителя; но остроумное решение, принятое Григорием IX, показывает, насколько вопрос этот смущал верующих и как легко было еретикам прийти к убеждению, что в руках плохого священника не могло произойти пресуществления вина и хлеба в тело и кровь Иисуса Христа. Если даже не принимать во внимание приведенных нами выше указов Григория и Иннокентия, то все же роковым образом в глаза благочестивых и размышляющих людей бросалась поражающая несовместимость власти, предоставляемой Церковью своим служителям, со всевозможными преступлениями и пороками, которыми они бесславили себя. Если признавать такой взгляд заблуждением, то это заблуждение неизбежно должно было быть упорным. Этого взгляда еще в 1396 году держался Иоанн Вареннский, священник из Ремуа, но его заставили отречься от своего учения. Альфонс де Спина отметил в 1458 году, что это заблуждение разделяется вальденсами, виклефистами и гуситами.

Альбрехт Дюрep. Бичующийся грешник. 1510 г.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мировая история

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное