Тем не менее англичанам было безусловно необходимо забрать в свои руки Жанну не только для того, чтобы помешать французам выкупать ее, но и для того, чтобы уничтожить ее колдовство, осудив ее духовным судом. Для этого совершенно подходящим орудием была инквизиция. Жанна открыто считалась колдуньей; а как таковая, она была подсудна инквизиции, которая имела право пожелать познакомиться с ее преступлениями. Вследствие этого, через несколько дней после ее пленения, викарный инквизитор Франции Мартин Бидьон официально потребовал освобождения пленницы, а Парижский университет написал герцогу Бургундскому два письма, советуя ему предать Жанну скорому суду и наказанию из боязни, чтобы врагам герцога не удалось освободить ее. Мы уже видели, как низко пала в эту эпоху французская инквизиция в сравнении со своим былым значением. Иоанн Люксембургский не имел никакого желания выдать безвозмездно свою драгоценную добычу. Тогда прибегли к другому средству. Компьен, где Жанна была взята в плен, принадлежал к епархии Бове. Граф-епископ Бове Пьер Кошон, хотя был родом француз из Ремуа, был горячим сторонником англичан, а его ни на что не обращавшая внимания жестокость возбудила против него позднее страшную ненависть даже его партии. Он был прогнан со своей кафедры год тому назад, когда население принесло присягу на верность Карлу под влиянием успехов Жанны; поэтому можно было заранее предвидеть, что он не питал особого расположения к Девственнице. Ему предложили потребовать к себе пленную, чтобы судить ее в силу епископской юрисдикции; но даже и он отступил перед этим позорным делом и отказался действовать, пока, по крайней мере, ему не будет доказано, что он обязан сделать это. Быть может, обещание епископии Лизье, которая была дана ему впоследствии и вознаградила его услуги, помогло убедить его; между тем, старались смягчить его сомнения, обратившись к авторитету Парижского университета. 14 июля университет послал письма Иоанну Люксембургскому, напоминая ему, что он рыцарской присягой обязался защищать честь Бога, католическую веру и святую Церковь. По делу Жанны по всей Франции распространялись слухи о ее идолопоклонстве, о ее заблуждениях, лжеучениях и бесчисленных дурных поступках; дело не терпело отлагательств, инквизиция формально предъявила свои права на суд над пленницей, и выдачи Жанны настойчиво требовал епископ Бове, также предъявивший на нее права; все прелаты-инквизиторы были судьями в вопросах веры, и все христиане, каково бы ни было их общественное положение, должны были повиноваться этим судьям под страхом испытать на себе всю строгость законов. Наоборот, выказав немедленно полное послушание, Жанна могла снискать себе милость и любовь Бога и способствовать возбуждению веры. Заручившись такими данными, Пьер Кошон не терял более ни минуты. Он тотчас же выехал из Парижа в сопровождении нотариуса и представителя университета и 16-го представил свое поручение герцогу Бургундскому, стоявшему лагерем под Компьеном; он также послал лично от себя повестки герцогу, Иоанну Люксембургскому и Батарду Вандомскому, требуя от них выдачи Жанны, чтобы он мог судить ее по обвинению в колдовстве, идолопоклонничестве, в призывании демона и других преступлениях против веры. Он выражал готовность немедленно начать дело совместно с инквизитором и докторами богословия для поднятая веры и назидания тех, кого совлекла эта женщина. Он предлагал, кроме того, выкуп в шесть тысяч и пенсию Батарду Вандомскому от двух до трех сот ливров; если эта сумма будет найдена недостаточной, то она будет увеличена до десяти тысяч ливров, хотя Жанна и не была такой крупной особой, чтобы король имел право дать за нее такой большой выкуп; если князья потребуют того, то уплата будет обеспечена известными гарантиями.
Герцог переслал эти письма Иоанну Люксембургскому, который согласился продать свою пленницу за предложенную сумму. Бедфорд должен был созвать штаты Нормандии и назначить особый налог, чтобы собрать нужную сумму. Наконец, 20 сентября деньги за Жанну были внесены, и она освободилась из плена.
Во время всех этих проволочек Карл VII, к своему вечному стыду, не сделал ничего, чтобы спасти женщину, которой он был обязан короной. В течение долгого дела, возникшего после этого, он даже не просил Евгения IV или Базельский собор перенести дело на их суд, между тем как в столь серьезном деле было бы трудно отказать ему. Несомненно, последние услуги Жанны не были столь блестящи, как первые; быть может, Карл признал, что она была только простая женщина; быть может, также он успокоил свою совесть тем, что если Жанна была действительно посланницей Бога, то можно было положиться на Бога, который выведет ее из этого испытания. Кроме того, партия мира при дворе, имевшая во главе своей любимца короля Ла Тремуйля, отнюдь не желала, чтобы героиня получила свободу, и слабый и себялюбивый монарх предоставил Жанну ее судьбе, как двадцать лет спустя он бросил Жака Кер.