«Эта палата, отдавая дань уважения героизму и выносливости вооруженных сил Короны в обстоятельствах исключительных трудностей, не имеет уверенности в главном направлении войны».
Авторами предложения были выдающиеся люди, которые знали Черчилля в течение многих лет, в некоторых случаях с детства. Один из них, сэр Роджер Киз, был недоволен тем, что Черчилль отстранил его от власти, несмотря на их давнюю дружбу, и он чувствовал, что Черчилль не прислушивался к его советам. Другой, сэр Джон Уордлоу-Милн, был глубокоуважаемым государственным деятелем. Все они знали, что, если предложение будет принято Палатой представителей, премьер-министр должен будет покинуть свой пост. Ни один из министров в коалиционном правительстве Черчилля не поддержал предложения, и не было никаких политических интриг в кабинете министров, но дебаты были жаркими и временами весьма личными.
Беван, который всегда был занозой в боку Черчилля, сказал: «Премьер-министр всегда говорит о поражении как о катастрофе, как будто пришедшей от Бога, а о победе – так, как будто она пришла от него самого»[233]
. Один из друзей как-то спросил Бевана, почему тот [не] выступает против премьер-министра.– Как ты думаешь, что произойдет, если он уйдет?
– Ну, – огрызнулся Беван, – предположим, он уйдет. И что нам тогда делать? Послать Гитлеру открытку, что мы сдаемся?
Беван не был поклонником Черчилля. В другой раз он описал того, как «человека, застрявшего в подростковом возрасте…».
Черчиллю припомнили прошлые поражения, случившиеся за его долгую карьеру, такие как Галлиполи и Норвегия, произошедшие, когда он был Первым морским лордом; также было выдвинуто обвинение в том, что правительство раз за разом слишком оптимистично оценивало ход войны. Некоторые говорили, что он слишком много вмешивался в военное руководство на местах. Уордлоу-Милн утверждал, что Черчилль разбрасывается между слишком большим количеством взятых на себя обязанностей. И Черчилль не сделал свою ситуацию лучше, сказав: «Я не страдаю от желания, чтобы меня освободили от моих обязанностей. Все, чего я хотел, это выполнения моих пожеланий после разумного обсуждения»[234]
. Пока все это происходило, Черчилль переживал неприятный, изнурительный кризис в собственном семействе. Его сын Рэндольф был, по словам Уильяма Манчестера, «хамом», и они с отцом часто ссорились. Еще более жесток Рэндольф был к матери, утверждая, что она «ненавидит» его. Красивый мужчина, он слишком много пил, был громким, откровенным, властным и в целом несносным. Его все недолюбливали, и у него было много врагов. Устав одного лондонского клуба был фактически изменен следующим образом: «Рэндольф Черчилль не имеет права быть членом клуба»[235]. Когда ему удалили опухоль из пищеварительного канала, лорд Стэнли из Олдерли, опять же по словам Манчестера, узнав, что опухоль не была раковой, заметил, стоя у барной стойки своего клуба: «Какая жалость: удалять ту единственную часть Рэндольфа, которая не является злокачественной»[236].Джон Мичем в книге «Франклин и Уинстон во время войны» рассказывает, что пока Рэндольф находился в Египте, его молодая жена Памела имела продолжительный роман с гораздо более старым, 50-летним Авериллом Гарриманом, в то время занимавшим должность американского посла в Лондоне. Весной 1942 года, когда Рэндольф узнал об этом, он пришел к убеждению, что его мать и отец знали об этих отношениях, но не предупредили его и не вмешались. На самом деле, и Памела, и Гарриман были с премьер-министром в Чартвелле поздно вечером в день нападения на Перл-Харбор. Последовала грандиозная семейная ссора, которая, должно быть, глубоко расстроила Черчилля, которому и без этого хватало забот[237]
. Великие люди, как и инвестиционные менеджеры, иногда сталкиваются с эмоционально изнуряющими проблемами в личной жизни, даже когда внешние кризисы ставят перед ними вопросы буквально жизни и смерти.