История инвестиционных стратегий. Как зарабатывались состояния во времена процветания и во времена испытаний

«Более того, трудности российских конвоев не могут быть решены просто противолодочными средствами. Вражеские тяжелые корабли и эсминцы могут нанести удар в любой момент. Даже в нынешнем конвое мы подверглись нападению вражеских эсминцев, которые были отбиты с повреждением одного из наших. “Эдинбург”, один из наших лучших шестидюймовых крейсеров, был сильно поврежден подводными лодками и сейчас буксируется в Мурманск, где все еще стоит в доке “Тринидад”, поврежденный во время проводки последнего конвоя. Только что я получил известие, что линкор “King George V” столкнулся с нашим эсминцем “Punjabi”: “Punjabi” затонул, а взрыв его глубинных бомб повредил “King George V”»[232].

Потеря уверенности в британских военных силах и Черчилле

В те времена Черчилль, хотя он и не хотел признаваться в этом, чувствовал себя в постоянной осаде, поскольку каждый день откуда-нибудь приходили очередные плохие новости. Он терял веру в своих генералов и в способность британского оружия на равных бороться сразу с двумя врагами – Германией и Японией. Управляющий портфелем, переживающий полосу неудач и день за днем сталкивающийся с каскадными потерями откуда не ждал, может посочувствовать премьер-министру.

Но это была война, а не инвестирование, и раны не были финансовыми ранами; эти раны были смертельными. Все эти неудачи привели к тяжелым потерям в живой силе, технике, самолетах и кораблях. Казалось, что ничто не идет, как надо. Зима и весна 1942 года повсюду были суровыми для союзников, и критика ведения войны в прессе была жесткой. Условия жизни в Лондоне и других крупных городах, подвергавшихся бомбардировкам, были ужасными. Лорд Бивербрук («Макс» для Черчилля, его близкий друг и единомышленник) написал премьер-министру 17 февраля 1942 года: «Люди потеряли уверенность в себе, и они обращаются к правительству в попытках вернуть эту уверенность».

Однако инвесторы и лондонский рынок никогда полностью не теряли уверенности в себе и не погружались в глубины отчаяния, когда и их коснулось смертельно опасное лето 1940 года. Умный, интуитивно мудрый фондовый рынок, как и старый мудрый Черчилль, теперь был уверен, что при участии Соединенных Штатов союзники победят. Вопрос был лишь в том, насколько болезненной и долгой будет борьба и насколько обеднеет Англия к тому времени, когда все закончится. Но это было темное, мрачное время.

Невероятно захватывающе наблюдать рост на лондонском рынке после битвы в Коралловом море и сражения за Мидуэй, а затем – то, как он слабеет на протяжении большей части июня, когда военные новости из пустыни стали хуже, а руководству Черчилля был брошен вызов. Читая прессу того времени, кажется, что инвесторы также были обескуражены растущей критикой ведения войны и развивающимся движением в парламенте за смену премьер-министра. В начале июня 1942 года Черчилль отправился в Вашингтон для проведения военного консилиума с Рузвельтом; консилиум прошел хорошо, но дома назревал мятеж. Вернувшись домой, Черчилль обнаружил, что в Палате общин ему грозит вотум доверия. Спустя пять лет в книге «Поворот судьбы» Черчилль написал:

«Болтовня и критика со стороны прессы, где работали самые отточенные перья и звучало множество крикливых голосов, нашли себе отражение в деятельности нескольких десятков членов Палаты общин и в довольно хмуром отношении со стороны огромного большинства людей».

На дополнительных выборах на место в Палате общин кандидат от правительства получил только 6226 голосов из почти 20 000 поданных голосов вообще, что было истолковано широкой общественностью как недовольство ведением войны. В кулуарах Палаты общин и в лондонских газетах заговорили о «решающем политическом кризисе». Не забывайте, что Черчилль был не только премьер-министром, но и министром обороны, и часть критики была направлена на эту его двойную роль. 25 июня 1942 года предложение о вынесении порицания было вынесено на рассмотрение парламента в следующих выражениях: