Наиболее выдающуюся попытку самостоятельной мысли в области богословия сделал боннский профессор Гермес (†1830), который, еще в своей юности познакомившись с критической немецкой философией, решил приложить выработанные ею методы к богословию. Это был замечательный мыслитель, который, путем тяжелого сомнения и отрицания во всем, пришел, наконец к выработке метода, дававшего ему твердую опору в вере; но этим сомнением он возбудил против себя со стороны иезуитов жестокое гонение, которое закончилось осуждением его сочинений в 1835 г. в особой булле папы Григория XVI. Хотя его последователи, к которым принадлежали многие богослова в Трире, Бонне и Бреславле, усердно продолжали разрабатывать идеи своего невинно осужденного учителя, однако иезуитская партия приняла все меры к тому, чтобы с корнем вырвать этот богословский метод, в котором иезуиты видели опасное уклонение от старой бездушной схоластики37
. Тем не менее, подобного рода направления не прекращались, и почти одновременно с Гермесом выступил другой мыслитель-богослов, который, отчасти держась того же самого метода в области богословского мышления, именно метода философско-критического, пошел дальше по пути отрицания собственно догматической стороны папства. Это был Франц Баадер, профессор умозрительной догматики в Мюнхене († 1841). Среди его многочисленных сочинений самыми замечательными были: лекции по умозрительной догматике и «Fermenta cognitionis». В последние годы своей жизни он совершенно разошелся с ультрамонтанством и в своих сочинениях старался прямо показать незаконность папского господства в римском католицизме и возможность эмансипации от него. Таковы его сочинения: «О возможности эмансипации от римской диктатуры», «Восточный и западный католицизм», причем в последнем сочинении он прямо выставлял преимущества восточной церкви перед римской. Сродным с Баадером по духу был замечательный венский священник Антон Гюнтер (†1863), который, отличаясь весьма богатыми дарованиями и остротою выражения, также свободно разрабатывал богословско-философские вопросы, нисколько не стесняясь предписываемыми иезуитами схоластическими нормами. Первым его большим сочинением (в 1828 и 1829 г.) было сочинение под заглавием «Преддверие к умозрительному богословию», за которым следовал еще целый ряд других сочинений с разными замысловатыми заглавиями. Его богословствование также возбудило подозрение в строгих кругах римского католицизма, и он подвергся осуждению. Но собственно в области богословия особенно прославился действительно замечательный по глубине и систематичности своих воззрений Адам Meлер. Родившись почти накануне XIX века (1796 г.), он еще в молодости ревностно изучал немецкую философию и сочинения Шлейермахера, которые сильно содействовали развитию его даровитого ума. Пользуясь немецкими методами, он задался высокою целью найти философско-богословское оправдание для основных истин римского католицизма, и уже в своем первом большом сочинении «О единстве церкви или принципе католицизма» (1825 г.) показал, сколько еще в арсенале даже римской церкви находится еще неиспользованных с достаточностью средств для защиты ее учения против протестантизма. За этим сочинением следовало другое его большое творение под заглавием: «Афанасий Великий и церковь его времени», где в ярких красках изображаются жизнь и деятельность великого поборника православия против ересей своего времени. Но особенно с именем Мелера связывается главное его сочинение, именно знаменитая «Символика», т. е., сравнительное изложение учений римского католицизма и протестантизма. Вооруженный всеми данными богословской науки, он с замечательною силою и глубиной обосновывает те истины, на которых покоится церковь, показывая всю неосновательность протестантизма. Но так как ему приходилось иметь дело с наличным римским католицизмом, который, конечно, далеко не соответствовал образу истинной церкви, то Мелер принужден был прибегнуть к особому способу которого никогда не могли простить ему в Риме. Именно против протестантизма он выставлял не наличный римский католицизм, очевидно не выдерживавший критики во многих отношениях, а католицизм идеализированный, такой, который является свободным от позднейших римско-католических наслоений. Но это именно старание его смягчить формы римского католицизма и представить его в идеализированном виде и возбудило подозрение к автору в крайних приверженцах ультрамонтанства, и автору угрожало занесение его книги в индекс. Вся жизнь этого замечательного богослова, вследствие этого, была борьбой против иезуитов, которые всячески старались набросить на него тень подозрения. Зато и сам он жестоко бичевал их и резко выступал против иезуитской лжи и лицемерия. Глубокий богослов и церковный историк, он был враг ультрамонтанской тенденции и беспощадно разрушал все иллюзии и вымыслы иезуитизма. Вопреки тенденции, стремившейся к провозглашению пап непогрешимыми, Мелер мужественно и смело, на основании тщательных церковно-исторических исследований, заявлял, что «отдельных пап поглотил ад», да и само «папство есть продукт невежества и варварства, а не наоборот» и «стоило бы только исчезнуть невежеству и варварству, папство пало бы само собою». Беспощадно бичевал он и иезуитов. Их «казуистика, – писал он, – есть атомистика морали и лишена жизненной и оживляющей силы. Эта деятельность иезуитов во многих отношениях отравляла самую сердцевину христианской жизни. Религиозная глубина, строгость святой нравственности, серьезная церковная дисциплина – все это должно было по необходимости погибнуть. По самому своему существу все внутреннее превращая во внешнее, иезуиты и самую церковь стали понимать как государство, а затем – в силу естественной связи – всю власть предоставили папе и его владычество распространили до бесконечности. – Иезуиты угрожали опустошить всю церковь, лишить ее всякой силы и внутренней жизни. Хотя уничтожение их ордена было делом крайнего насилия и сопровождалось грубейшими несправедливостями, однако в историческом отношении о них нечего жалеть». Понятно, что такой свободный богослов не мог быть приятен иезуитам, и они не только преследовали его в течение всей жизни, но старались запятнать его имя и после его преждевременной смерти (он скончался всего 42 лет от роду), производя всевозможные фальсификации в его сочинениях. Но, несмотря на всевластие иезуитов, имя Мелера все более возвышается в сознании лучших сынов христианского мира и оно дорого всем, кто истину церкви ставит выше всяких внешних соображений и веяний мира сего38.