История христианской церкви в XIX веке. Том 1. Инославный христианский Запад

С учением о церкви в богословии Ричля неразрывно связано представление о «царстве Божием», составляющем последнюю цель всех стремлений. Сам Ричль определяет его, как собрание верующих во Христа, насколько согласно они действуют с принципом любви. Оно, следовательно, есть идеал достижимого на земле счастья, осуществляемый путем нравственной деятельности всех членов общества, одушевленных началом взаимной любви. «Представляя собою необходимую тенденцию божественной любви, царство Божие в то же время осуществляется человеком; и этим введением человеческой личности Ричль избегает пантеизма»155. Это внутренне переживаемое человеком царство Божие в коллективном союзе всех верующих и образует

церковь. Строго говоря, церковь, по взгляду Ричля, как явление внутренней, незримой стороны духа, должна бы быть невидимой. Однако, вопреки всяким ожиданиям, он является решительным защитником видимой церкви с ее внешней организацией и богослужебным культом, в состав которого входят молитвы, слово Божие, проповедь и таинства. Таким образом, в заключении системы Ричля получается вывод, противоречащий не только основным началам лютеранства, но и его же собственным основоположениям. Впрочем, это далеко не единственный пример тех самопротиворечий, неясностей и запутанности, которыми так богата богословская система Ричля. «Его учение до крайности запутанно; говорят даже, что с целью сделать свое учение более запутанным, он сознательно и намеренно прибегал к самым туманным способам выражения, как своего рода богословской тактике»156

.

Несмотря на это, или, быть может, именно, потому-то, учение Ричля настолько популярно в настоящее время, что, по замечанию одного непосредственного свидетеля его успехов, «все лютеранское богословие не без основания делят теперь на ричлистов и не-ричлистов»157. В числе приверженцев этого «новомодного богословия» состоит большинство современных протестантских богословов, во главе с такими выдающимися учеными, как Кафтан и Гарнак. Как это нередко случается, ученики Ричля пошли еще дальше своего учителя в развитии его основных взглядов. Низведя всю сущность религии к этике, в христианской догматике они усматривали лишь неудачные попытки человеческого разума достигнуть объективного познания религиозных предметов. Последователи Ричля приходят даже к мысли, что догматика христианства создалась под влиянием языческой философии, что она, следовательно, представляет собой продукт язычества

158. В своей специальной монографии об этом, один из рьяных ричлианцев выводит, путем длинных исторических экскурсий почти всю христианскую догматику из философско-языческих воззрений. Всего больше в таком языческом понимании христианства винит он восточную церковь

, где искони господствовало философско-созерцательное направление богословия. Отсюда это направление перешло, по его словам, на запад, и в схоластическом богословии, бравшемся за разрешение самых трудных метафизических вопросов, достигло своего наиболее полного расцвета. Первый решительный удар этому умозрительному богословию был нанесен протестантизмом, выдвинувшим практическую сторону христианства; другой, окончательный – сделан церковным рационализмом, возросшим на почве того же протестантизма. Этому рационализму Кафтан приписывает не подрыв и не разрушение веры, а наоборот, очищение и восстановление истинного христианства; в нем, в его отрицательном отношении к ортодоксальной догме, сказался, по словам Кафтана, «приговор самой истории над этим учением».

В разрушительной работе, направленной к подрыву христианской догматики, особенно далеко ушел едва ли не самый выдающийся из современных нам протестантских богословов – Адольф Гарнак. «Его ученость громадна, его исследования носят следы беспристрастия, его авторитет, как историка, бесспорен159. Потому-то и влияние его особенно сильно и пагубно.

Таким образом, «новомодное, ричлианское богословие» протестантизма есть – тот же либеральный рационализм, только надевший на себя личину веры и потому еще более опасный. Входя под покровом ревнителей истинной религии, они невольно располагают к себе всех, ищущих веры; но лишь только затем, чтобы похитить у них и последние остатки ее, наполнив душу, вместо положительного религиозного содержания, скептической критикой и неуловимыми призраками!

Но рядом с этим, высшим религиозным ведением, эластическое богословие ричлистов допускает и другую, более грубую и несовершенную веру для «слабых духом», и даже признает за ней до известной степени педагогическое значение; это – вера в богодухновенность Св. Писания и признание главнейших христианских догматов, решительное отрицание которых для многих было бы слишком соблазнительным. В виду этого глубоко правы протестантские ортодоксальные богословы, когда, возмущаясь приемами ричлианского богословия, они восклицают: «Это фальшивая подделка под богословие, это лицемерие!..»160.