Богемская армия находилась в весьма опасном положении, ибо выдвигалась фронтом на линии сражения более чем в двадцать лье, от Ножана до Фонтенбло, и две из четырех ее колонн рисковали быть окруженными и уничтоженными, если Наполеон опередит их на переходе через Сену. Остановить его было необходимо, и Шварценберг пренебрег доводами сторонников беспощадной войны и задумал отправить к Наполеону адъютанта с предложением перемирия. Он говорил, что Наполеон, очевидно, потому ведет столь активные боевые действия, что не знает о том, что происходит в Шатийоне, где временно приостановленные заседания возобновились на условиях, принятых самим Коленкуром, и через несколько часов, вероятно, уже станет известно о подписании предварительного мирного договора. Подобное утверждение было либо обманом, либо наивностью. Коленкур не принял оскорбительного предложения союзников, а только конфиденциально осведомился у Меттерниха, может ли его согласие повлечь приостановление военных действий. К тому же он задавал этот вопрос после сражения в Ла-Ротьере, в минуту отчаяния. Однако предположение о том, что после боев в Шампобере, Монмирае, Шато-Тьерри, Вошане, Мормане и Вильнёве Наполеон согласится на возврат Франции к старым границам, да еще откажется от участия в дальнейшей судьбе Италии, Германии, Голландии и Польши, означало необычайную самонадеянность, равную той, какую мы не раз ставили в упрек ему самому.
Однако именно такое предложение и доставил адъютант Шварценберга во французскую штаб-квартиру. Наполеону предлагали остановиться в победном шествии и принять собственное унижение и унижение Франции! Поэтому он с иронической улыбкой выслушал известие о прибытии посланца коалиции; не захотел допустить его до себя, но согласился принять письмо от Шварценберга, сказав, что ответит на него позже. А ведь Наполеон даже не знал, на какого рода предложения ссылается князь! С трудом поддерживая сообщение с Коленкуром, от которого его отделяла вся Богемская армия, он пребывал в полнейшем неведении относительно того, что произошло в Шатийоне. Не знал о конфиденциальном письме Коленкура Меттерниху; о том, что оно было выдано за официальное и разглашено, и союзники потребовали от Франции не только возврата к границам 1790 года, но и отказа от роли европейской державы. Все эти подробности были Наполеону неведомы, иначе он оказал бы австрийскому посланцу совсем иной прием. Он не подозревал об условиях мира, видя в предложениях союзников только желание остановить его победоносное шествие и, даже если бы ему предложили нечто более приемлемое, он не вложил бы победоносный меч в ножны в ту минуту, когда мог переменить ход событий решающей победой.
Наполеон решил повременить с ответом и продолжать движение. Опасаясь, однако, как бы Коленкур, чей разум находился во власти жестоких тревог и чье общество в Шатийоне состояло исключительно из врагов, скрывавших от него наши успехи, не уступил наваждению и не использовал слишком широко свои полномочия, Наполеон написал ему сначала следующее письмо: