История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1

Мортье в то же время героически сражался на равнине Сен-Дени, между Ла-Виллетом и Ла Шапелью. Селение Ла-Виллет, на правом фланге обороняемое от Клейста и Йорка дивизиями Кюриаля и Шарпантье, наконец захватили. Завидев это, Мортье, занимавший Ла Шапель с дивизией Старой гвардии Кристиани, забрал с собой часть этой дивизии и, повернув слева направо на Ла-Виллет, вступил в селение в штыковой атаке и выбил прусскую гвардию. Но вскоре, когда новые силы проникли с тыла через канал Урк между Ла-Виллетом и Ла Шапелью, он был вынужден оставить равнину и отступить к заставам. В ту же минуту Ланжерон выдвинулся к подножию Монмартра, взобрался на холм и захватил размещенную на нем слабую артиллерию. Затем он двинулся к заставе Клиши, которую доблестно обороняли национальные гвардейцы.

Поскольку ничто не было подготовлено для длительного сопротивления, вся оборона свелась к сражению горстки солдат с огромной армией. Сражение было проиграно, городская стена уже не могла остановить неприятеля. Поэтому следовало избавить Париж от бессмысленного разгрома. Не видя иного выхода, Мармон решил воспользоваться данным ему правом и вступить в переговоры. Он послал к князю Шварценбергу двух офицеров в качестве парламентеров с предложением перемирия, но горячка боя была столь сильна, что один из них так и не смог добраться по назначению, а другого ранили. Мармон отправил третьего.

В эту минуту во весь дух прибыл генерал Дежан. Он возвестил, что Наполеон переменил направление, как только узнал о движении союзников на столицу; что он спешно выдвигается к Парижу и довольно продержаться два дня, чтобы дождаться его появления; что нужно продолжать сопротивление любой ценой либо занять противника посредством переговоров.

Мортье принял Дежана под градом снарядов. Указав на остатки своих дивизий, сражавшихся между Ла-Виллетом и Ла Шапелью, он убедил генерала в невозможности дальнейшего сопротивления. Тем самым было признано, что осталось только обратиться к Шварценбергу, и маршал действительно написал ему несколько слов на пробитом пулями барабане. Он написал, что Наполеон вновь открыл переговоры на условиях, которые союзники не смогут отвергнуть, и тем временем желательно остановить кровопролитие.

Офицер с его письмом галопом промчался через ряды обеих армий и сумел встретиться со Шварценбергом. Тот отвечал, что ему ничего не известно о возобновлении переговоров и он не может прерывать бой по этой причине, но готов остановить бойню, если ему тотчас сдадут Париж. В эту минуту до главнокомандующего добрался, наконец, третий офицер, посланный Мармоном, и когда он возвестил, что маршал готов ради спасения Парижа подписать капитуляцию, начались более серьезные переговоры и маршалам была назначена встреча в Ла-Виллете. Прибыв в селение, маршалы нашли Нессельроде с несколькими полномочными представителями и без промедления начали договариваться о перемирии. Поначалу представители армии союзников выдвигали различные требования. Они захотели, чтобы войска, оборонявшие Париж, сложили оружие. Ответом маршалов было негодование. Затем неприятельские парламентеры потребовали, чтобы оба маршала удалились с войсками в Бретань: так они не смогли бы уже никоим образом повлиять на продолжение войны. Маршалы снова отказались и потребовали, чтобы им позволили удалиться, куда они захотят. Пришли к согласию, договорившись, что они оставят город ночью. Это условие было принято и решили вечером собрать офицеров, чтобы обговорить детали оставления столицы.

Такова была знаменитая капитуляция Парижа, в которой некого упрекнуть, ибо для маршалов она стала необходимостью. Разумеется, они сделали всё, чего можно было от них ожидать, ибо с 23–24 тысячами человек они в течение целого дня противостояли 170 тысячам и, потеряв 6 тысяч человек, вывели из строя вдвое больше неприятельских солдат.

В переговорах о своих армейских корпусах маршалы не смогли ничего оговорить относительно Парижа и правительства, ибо не обладали необходимыми полномочиями. К тому же все министры вслед за Жозефом покинули Париж. Савари отбыл, подчинившись общему решению и предоставив заботу о поддержании спокойствия двум префектам. Правительства больше не было, и образовалась пустота, на опасность которой столько раз указывали те, кто противился отъезду императрицы.