«Где же армия?» – спросил он. – «Сир, она следует за мной». – «Где неприятель?» – «У ворот Парижа». – «Кто же в Париже?» – «Никого; он оставлен». – «Как оставлен?! А где же мой сын, моя жена и мое правительство?» – «На Луаре». – «На Луаре! Кто мог принять подобное решение?» – «Но, сир, говорят, что таков был ваш приказ». – «Я не приказывал ничего подобного… Но что сталось с Жозефом, Кларком, Мармоном, Мортье? Что они сделали?» – «Сир, за весь день мы не видели ни Жозефа, ни Кларка. Что до Мармона и Мортье, они показали себя как храбрецы. Войска были великолепны, а Национальная гвардия соперничала с армией везде, где сражалась. Героически обороняли высоты Бельвиля и склон у Ла-Виллета. Ах, сир, если бы у нас был резерв в десять тысяч человек, если бы здесь были вы, мы сбросили бы союзников в Сену, спасли Париж и отомстили за честь оружия…» – «Конечно, если бы я был здесь… но я не могу быть повсюду! Где были Кларк и Жозеф? Что сделали с моими двумястами орудиями из Венсенна? Почему не использовали моих храбрых парижан?» – «Мы не знаем, сир. Мы были одни и сделали всё что смогли. Неприятель потерял не менее двенадцати тысяч человек». – «Я должен был этого ждать! – вскричал Наполеон. – Из-за Жозефа я потерял Испанию, а теперь и Францию… А Кларк! Я должен был верить бедняге Савари, он говорил мне, что Кларк трус и изменник и ни на что не способен. Но довольно жаловаться, нужно исправлять зло, еще есть время. Коленкур! Карету…» С этими словами Наполеон зашагал к Парижу пешком, приказав всем следовать за ним, будто таким образом можно было выиграть время. Но Бельяр и те, кто его окружали, поспешили его разубедить.
«Слишком поздно вам идти в Париж, – сказал Бельяр, – армия должна оставить его; туда вскоре войдет неприятель, если уже не вошел». «Но мы отведем армию обратно, – отвечал Наполеон, – а неприятеля выкинем из Парижа; мои храбрые парижане услышат мой голос и поднимутся как один, чтобы выгнать варваров из своих стен». «Ах, сир, слишком поздно, – повторил Бельяр. – Пехота уже следует за мной; мы подписали капитуляцию, которая не позволяет нам вернуться». – «Капитуляция! Кто же был так труслив, что подписал ее?» – «Ее подписали храбрецы, сир, которые не могли поступить иначе».
Во время беседы Наполеон не переставал идти, не желая ничего слышать и требуя карету, которую Коленкур никак не подводил. Вдруг перед ним появился пехотный офицер, это был Кюриаль. Наполеон расспросил его и узнал, что пехота уже в трех-четырех лье от Парижа и сейчас не время туда возвращаться. Побежденный фактами и объяснениями, он остановился у двух фонтанов на дороге из Жювизи, присел на край одного из них и погрузился, обхватив голову руками, в глубокие размышления.
Все молчали, смотрели и ждали. Наконец Наполеон встал и потребовал места, где мог бы найти приют на некоторое время. Он проделал тридцать лье в карете и тридцать лье верхом, был сокрушен усталостью, но не чувствовал ее. Он потребовал стол и свет, чтобы расстелить карты и отдать приказы.
Расстелили карты. Он изучал их, размышляя, а затем сказал: «Если бы у меня была армия, я мог бы все исправить. Если бы у меня была армия! Но она подойдет только через три-четыре дня. Ах, почему нельзя было продержаться еще несколько часов?..» И произнеся эти слова, Наполеон принялся ходить взад-вперед по маленькой комнате, едва вмещавшей немногочисленных очевидцев этой необыкновенной сцены. Чтобы успокоить его, Коленкур сказал: «Но, сир, армия придет, и через четыре дня ваше величество еще сможет сделать то, что хочет сделать сегодня».
Наполеон, до сих пор, казалось, не слышавший и не понимавший того, что ему говорили, вдруг поднял голову, подошел прямо к Коленкуру и воскликнул: «Ах, Коленкур! Вы не знаете людей! Три дня, два дня! Вы не знаете, как много можно сделать за столь короткое время. Вы не знаете, какие интриги разыграются против меня; вы не знаете, сколько людей покинет меня. Я назову вам всех, если хотите. Три-четыре дня – это слишком долго!.. Однако армия придет, и если мне помогут, Франция еще может быть спасена».
Затем Наполеон замолчал, подумал, сделал несколько быстрых шагов и вдруг воскликнул с интонацией вдохновения: «Коленкур, я поймал наших врагов! Бог отдает их мне! Я раздавлю их в Париже, но нужно выиграть время. И вы мне в этом поможете».