История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2

Каждая из партий воображала, что противник строит ей козни и плетет интриги и вот-вот начнет осуществлять заговор. Бонапартисты, то есть военные и революционеры, были убеждены, что в Париж привезли пятнадцать сотен самых дерзких шуанов и собираются под предлогом поездки в Компьень вывезти с их помощью короля, а затем сменят правительство и отменят хартию. Захватив самых видных военных и революционеров, разделаются, по всей вероятности, с главными, вышлют остальных и провозгласят безоговорочное восстановление старого режима.

Роялисты, которым приписывали подобные планы, были, в свою очередь, убеждены, что молодые генералы, переполнявшие Париж и располагавшие тысячами оставшихся без мест офицеров, рассчитывают на присоединение войск и намереваются осуществить переворот. Они похитят королевскую семью и убьют или выдворят из Франции членов этой семьи; точно так же они обойдутся с дворянством; провозгласят императором Наполеона I или Наполеона II и, начав новое императорское правление, накинутся на Европу и подвергнут ее новому разграблению. Этот обширный заговор, по их мнению, был составлен сообща c Наполеоном и Мюратом. Подозрения в отношении Наполеона были безграничны, как и представления о его неукротимой активности и необычайном влиянии. Никогда он не был так велик в людском воображении, как в то время, когда убежищем ему служил далекий островок, ибо именно тогда ненависть пыталась сделать из него подлого злодея без гения и без храбрости, а страх превращал его в неутомимого гиганта, обладавшего неистощимыми ресурсами и всегда способного и готового перевернуть мир.

Наполеон увез в Портоферрайо, по слухам, несметные сокровища и оттуда руководит нитями всех европейских заговоров, особенно в Вене, куда в ту минуту съехались на конгресс все державы. Он раздувает там пламя раздоров, подчинил своему гению слабого императора Франца и собирается повести австрийские армии на французских и испанских Бурбонов. Еще говорили, что он сбежал и отправился командовать американскими армиями против Англии, или турецкими армиями против Европы, или неаполитанскими армиями против Австрии, – противоречия ничего не значили. Словом, Наполеон мерещился повсюду, и страхи врагов с лихвой вознаграждали его за их усилия умалить его.

Что же было правдой в этих заговорах, которые партии беспрерывно приписывали друг другу? Всё и ничего; всё, если считать заговором пустые разговоры, ничего – если считать заговором обдуманный план, согласованный между вождями и исполнителями, которые хорошо понимают друг друга, обладают соразмерными цели средствами и наметили дату ее осуществления. А таких заговоров не существовало. Разумеется, нельзя отрицать, что роялисты отменили бы хартию, если б могли, и охотно избавились бы от главных лиц армии и Революции, если бы были столь же всесильны, как злы были их языки. Но они располагали еще меньшими средствами, чем их противники, были не так смелы и только вели безрассудные речи, которые повергали бонапартистов и революционеров в настоящий ужас.

Разумеется, и революционеры с бонапартистами, если бы могли, завладели королевской семьей и двором и сделали бы что угодно, только бы от них избавиться. Совершенно точно, что они смогли бы осуществить всё, чего хотели, если бы смогли договориться и правильно взяться за дело. Тем самым, если бы умели различать подлинное состояние партий, все убедились бы в полной безопасности, но, по обыкновению, о планах судили по речам и по собственным страхам.

Главная, правительственная полиция, руководимая Беньо, разделяла эти смешные тревоги в весьма незначительной мере и старалась успокоить короля в своих донесениях, чему тот охотно поддавался из лени и любви к покою. Но полиция графа д’Артуа, неспособная оставаться бездеятельной, утверждала, напротив, что он живет на готовом извергнуться вулкане, что официальная полиция бездарна и даже неверна и из-за ее ослепления он подвергается опасности в одно прекрасное утро оказаться похищенным. Граф шел к Людовику, говорил, что ему плохо служат и грядет катастрофа. Король его опровергал, отвечал, что он, как всегда, сделался добычей интриганов, но всё же до некоторой степени поддавался беспрерывным жалобам и задумывался.