История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2

После этого настала очередь вопроса о порядке наследования в Савойском доме. Было очевидно, что трон опустеет, если не обеспечить его ветвью Савойских-Кариньяно, поскольку принцы основной ветви не имели наследников. Предлагаемый порядок наследования могла оспорить только Австрия, в надежде через брак перенести корону Сардинии на голову австрийского наследника. Но она не осмелилась бы признать подобное притязание, уже завладев большей частью Италии. Поскольку никто не возражал, пожелание Франции было принято и право наследования получила ветвь Савойских-Кариньяно.

Третьим по порядку вопросом стал вопрос о государстве Пармском. Испания, при поддержке Франции, требовала, чтобы в соответствии с происходившей в Европе репарацией Пармскому дому вернули его старое герцогство или Тоскану, которая под наименованием Этрурии была предоставлена ему Первым консулом по просьбе Карла IV. Ответить на столь обоснованное требование было нечего. Между тем, поскольку Этрурия в соответствии с тем же принципом была возвращена великому герцогу Тосканскому, оставалось только одно решение – вернуть королеве Этрурии Парму и Пьяченцу. Но что тогда станется с договором от 11 апреля и с Марией Луизой, дотация которой основывалась на этом договоре?

Мария Луиза, как мы уже говорили, проживала в Шёнбрунне и, из своих покоев прислушиваясь к шуму празднеств, чествовавших ее падение, как ни удивительно, почти досадовала на невозможность к ним присоединиться, до такой степени скука одолевала ее слабую и легкомысленную душу. Всецело покорившись воле отца и государей-союзников, она молила, чтобы взамен ей оставили обещанный сыну удел, разрешили там поселиться и забыть о блестящем сне, ослепившем на миг ее юность. Несомненно, жене Наполеона можно было пожелать более энергичных чувств, но если женщина, которую он взял в жены лишь из политических соображений, покинула его из слабости, он не имел права жаловаться на судьбу. Следует проявить снисходительность к женщине, которую короли и народы безжалостно принесли в жертву своему покою, сначала возведя на высочайший из тронов, а затем сбросив с него ради сиюминутных выгод, ничего не желая знать о ее чувствах, жизни и страданиях, подобно тому, как давят ногой муравья, даже не удостоив его взглядом.

Между тем, кто не испытывал сострадания к несчастной? Когда Меттерних говорил России, Англии, Франции и Испании, что невозможно требовать от императора Франца, пожертвовавшего ради общей политики уже многим, чтобы он ограбил еще и собственную дочь, все присутствующие смущались, даже представители Франции и Испании. Россия требовала исполнения взятых обязательств. Англия думала, как трудно их нарушить. Людовик XVIII уступил бы что угодно, лишь бы ему пообещали удалить Мюрата, а Фердинанд VII требовал (скорее из духа семейственности, нежели из привязанности к сестре), чтобы бывшей королеве Этрурии предоставили хоть лоскут итальянской земли. Вследствие подобного расположения умов подумывали о сделке: вернуть ей Парму и Пьяченцу, а Марии Луизе отдать часть Папской области, с обратимостью наследства Святому престолу. Но католический дух времени и желание обеспечить процветание Святого престола, который не мог обойтись без Папской области в деле восстановления финансов, противились такому решению. Тем не менее присутствовала явная готовность договориться по большинству итальянских дел, даже по делу Мюрата.

Комиссия, разбиравшая швейцарские дела, нашла их весьма запутанными. Десять кантонов, новых, образованных из ранее подчиненных территорий, и старых, но одушевленных духом справедливости, требовали сохранения девятнадцати кантонов и подтверждения либеральных принципов Акта посредничества. Они противостояли девяти другим кантонам, составлявшим партию старого режима, в которую входили вперемешку аристократический кантон Берн и такие демократические кантоны, как Швиц, Ури и Гларус. Эти девять кантонов требовали, чтобы им вернули территории, которыми они некогда владели, то есть перевели кантоны Во, Аргау и Тичино в подчиненное положение.

Поначалу Францию хотели исключить из этих щекотливых переговоров, потому что в Швейцарии хотели уничтожить ее влияние так же, как в Германии и Италии. Но, что странно, и Берн, по преимуществу аристократический, и Люцерн, и Фрибур – кантоны, где более всего силен был революционный дух, выказали сильнейшую привязанность к Франции, к Франции Бурбонов, разумеется. Это расположение проистекало из того, что многие швейцарские военные некогда служили во Франции, приобрели там звания, почести, состояние и сохранили в отношении нее подлинную признательность. Они весьма недвусмысленно настаивали на том, чтобы французский представитель вошел в комитет, разбиравший швейцарские дела, и им невозможно было отказать. Представлять французскую миссию в этом комитете назначили герцога Дальберга.