История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2

Распределив таким образом работу, продолжили переговоры по Саксонии и Польше, столь бурно начавшиеся, и приступили к переговорам по Италии и Швейцарии, о которых беседовали прежде лишь от случая к случаю, без продолжения и без полномочий.

Итальянские дела представляли трудности самого разного рода. Нужно было произвести обещанное королю Сардинии присоединение Генуи к Пьемонту; добиться согласия Пармского дома, поддержанного Испанией, с Марией Луизой, имевшей поддержку отца и императора Александра; вернуть Пию VII занятую Мюратом Папскую область; удовлетворить оба дома Бурбонов в отношении Неаполя.

Последний предмет был самым трудным; он чрезвычайно занимал Талейрана, получившего на этот счет от Людовика XVIII особое поручение и ежедневно подстегиваемого настойчивыми письмами своего повелителя. Все державы желали падения Мюрата, и Австрия не меньше остальных, потому что прекрасно понимала, что он никогда не успокоится и в беспрестанном беспокойстве, от которого не сможет отделаться, будет искать поддержки итальянских либералов, то есть останется вечной причиной волнений в Италии.

Еще один предмет возбуждал необычайное рвение Талейрана: возможный переезд Наполеона на Азорские острова. По этому вопросу, как и по вопросу о Неаполе, Меттерних, не стесненный в данном случае никакими обязательствами, разделял мнение и пожелания Талейрана. Он всегда считал в высшей степени неосторожной передачу Наполеону острова Эльба, всего в четырех часах от побережья Италии и в сорока восьми – от побережья Франции. Но если его не стесняли никакие обязательства, то стесняла трудность самого предмета. Император Франц не позволял себе обременять политику узами родства, однако не оставался совсем уж нечувствителен к семейным привязанностям и, хотя недолюбливал зятя, не захотел бы сделаться его палачом и послать на верную смерть в убийственный климат. Возможно, он не стал бы возражать, если бы подобную меру предосторожности приняли союзники, но не решался проявить инициативу сам.

Англия также полагала, что нельзя оставлять Наполеона в такой близости от европейского побережья, и лорд Каслри изъяснялся по этому поводу без обиняков; но он считал препятствием договор от 11 апреля: ему нелегко было бы добиться от британского парламента одобрения подобного вероломства. Поэтому английский посланник хотел дождаться какой-нибудь ошибки Наполеона или его предполагаемых сообщников, чтобы получить возможность оправдания принятых против него мер предосторожности. А пока он не переставал требовать от Франции уплаты оговоренных двух миллионов, дабы европейские державы не оказались первыми нарушителями договора. Его коллеги из Вены обращались к Талейрану с подобными же просьбами, а Талейран тщетно передавал их Людовику XVIII.

Пруссия также не имела возражений против каких-либо мер предосторожности в отношении Наполеона. Настоящее препятствие было в другом: в великодушии, чести и, следует сказать, расчетах императора Александра. Этот государь был подлинным автором договора от 11 апреля, и его упрекали по этому поводу достаточно часто, чтобы он мог забыть о своей роли. Не впадая в колебания, он считал делом чести добиваться верного соблюдения договора, требуя то княжеского пожалования для принца Евгения, то сохранения за Марией Луизой герцогства Пармского, то порицая отказ французской казны выплатить 2 миллиона.

В итоге все, за исключением Александра, думали о мерах в отношении Наполеона, но не смели о них заговаривать, опасаясь, что огласка сделает их невозможными. Это был один из тех пунктов, о которых Меттерних говорил, что их решение нужно предоставить времени.

Низложение Мюрата и переселение узника Эльбы были самыми деликатными из итальянских дел, и когда державы впервые завели о них речь, Меттерних показался смущенным. Он заговорил об опасности осложнений в Италии при несоблюдении величайшей осторожности, чем вызвал не одну неприятную реплику Талейрана. Тем не менее, следуя географическому порядку, Неаполь оказывался последним из итальянских вопросов, и такая классификация была единственной уступкой, которой добились от французского представителя. При принятии такого порядка вопрос о Генуе и Пьемонте предшествовал всем остальным. Его и стали обсуждать в первую очередь.

В целом все были согласны выполнить Парижский договор и оставить Геную королю Сардинии в возмещение за Шамбери. Не беспокоясь о мнении генуэзцев, которые были против, комитет утвердил их присоединение к сардинской короне, пообещав обговорить гарантии свободы и торговли. Таким образом, комиссия, занимавшаяся Италией, покончила с делом Генуи за два-три заседания.