История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том I

Талейран, ежедневно писавший из Брюнна в Вену, дал знать Наполеону, что пока не достиг договоренности с австрийцами. Затягивание переговоров тревожило Наполеона. Эрцгерцоги подходили к Пресбургу в сопровождении ста тысяч человек. В Саксонии и Франконии собирались прусские войска, а англо-русские войска двигались на Ганновер. Все эти обстоятельства не пугали победителя Аустерлица. Он был готов, если нужно, разбить эрцгерцогов под Пресбургом, а затем атаковать Пруссию через Богемию. Но это значило возобновить опасную игру с Европой, объединившейся на сей раз полностью, и было неблагоразумно идти на такой риск из-за нескольких лишних квадратных лье. Положение всемогущего победителя не освобождало Наполеона от необходимости быть искусным политиком. И его искусство должно было нацелиться на Пруссию, ибо он мог, воспользовавшись ее страхом перед лицом последних военных событий, похитить ее у коалиции, привязать к Франции и добавить к Аустерлицу не менее блестящую дипломатическую победу. Поэтому он нетерпеливо ожидал встречи с Гаугвицем.

Гаугвиц, ехавший предъявлять Наполеону жесткие условия в фальшивой оболочке посредничества, нашел его торжествующим и почти хозяином Европы. Конечно, союзники еще могли противостоять французскому императору, если бы проявили характер, единство и упорство. Но Россия от упоения гордыней перешла к унынию поражения; разгромленная Австрия была у ног победителя; Пруссия дрожала от одной мысли о войне. Члены коалиции, не доверяя друг другу, мало общались между собой. Гаугвиц посещал исключительно французскую миссию, доводя свою льстивость до того, что каждый день в Вене надевал ленту Почетного легиона, непрестанно восхищался Аустерлицем и гением Наполеона и не мог отделаться от сильнейшего волнения при мысли об ожидавшем его приеме.

Прибыв 13 декабря в Вену, Наполеон в тот же вечер вызвал Гаугвица в Шёнбрунн и дал ему аудиенцию в кабинете Марии-Терезии. Он был горяч и легко впадал в гнев, но нередко притворялся более рассерженным, чем был на самом деле. Решив на сей раз запугать своего собеседника, император принялся жестоко упрекать Гаугвица. Как мог он, друг мира и министр, прославивший себя системой нейтралитета и даже желавший обратить этот нейтралитет в план союза с Францией, как мог он проявить такую слабость в Потсдаме и связаться с Россией и Австрией обязательствами, которые неминуемо ведут к войне? Наполеон горько сетовал на двуличие Берлинского кабинета, вечные колебания короля, владычество женщин при дворе и, наконец, дал понять, что теперь он, избавившись от недавних врагов, может сделать с Пруссией всё что угодно. Затем он запальчиво спросил Гаугвица, чего же, наконец, хочет Берлинский кабинет, какой политике он рассчитывает следовать, и, казалось, требовал на все эти вопросы полных, определенных и немедленных объяснений.

Поначалу встревожившись, Гаугвиц скоро оправился, ибо был столь хладнокровен, сколь и умен. За шумным гневом Наполеона он угадал его желание примирения и понял, что если быстро разорвать обязательства перед коалицией, разбушевавшийся победитель, пожалуй, и успокоится.

И Гаугвиц употребил всё свое искусство, представив ловкие, благовидные, льстивые объяснения по поводу обстоятельств, настигших Пруссию и подтолкнувших ее в объятия союзников. Он выдал, без непристойности, тех, кто по слабости дал завладеть собой и оставил единственную систему, подлинно подходящую их стране. Наконец, он ясно дал понять, что всё может быть исправлено, а немедленной ценой за быстрейшее примирение может стать даже столько раз обсуждавшийся, но так до сих пор и не состоявшийся союз.

Проникнув в душу Гаугвица, Наполеон понял, что Пруссия большего и не желает, как сделать крутой поворот и вернуться к нему. Будучи не прочь нанести Европе еще один коварный удар, он тотчас задумал предложить Гаугвицу проект, с которым уже ездил в Берлин Дюрок, то есть союз Пруссии с Францией ценой Ганновера. На самом деле, предлагая прусскому двору плату за отказ от недавно взятых им на могиле Фридриха Великого обязательств, Наполеон весьма серьезно посягал на его честь, но не колебался и, объявляя свое предложение, долго не сводил глаз с лица Гаугвица.

Прусский министр не выказал ни возмущения, ни удивления. Напротив, он казался восхищенным тем, что вместо объявления войны привезет из Вены Ганновер и союз с Францией. Ради извинения Гаугвица следует заметить, что, покидая Берлин в ту минуту, когда все обольщались, что Наполеон не дойдет и до Вены, он даже при таком предположении видел обеспокоенность герцога Брауншвейгского и маршала Мёллендорфа последствиями войны и их желание отложить подписание любых деклараций до конца декабря. Однако Наполеон захватил Вену, разбил союзников в Аустерлице, а было лишь 13 декабря. Гаугвиц опасался, как бы победитель не бросился внезапно на Богемию и не обрушился, как гром среди ясного неба, на Берлин. Он принял предложение Наполеона. Наполеон немедля приказал Дюроку договориться с Гаугвицем в деталях и составить проект договора.