Чтобы сделать переезд понтифика и сопровождавших его престарелых кардиналов через Альпы наиболее простым и безопасным, были приняты необычайные меры предосторожности. И вот наконец он прибыл в Лион. Там его страхи сменились настоящим восхищением. Толпы стекались из Прованса, Дофине, Франш-Конте и Бургундии, чтобы увидеть своими глазами наместника Бога на земле. Видя коленопреклоненным народ, который ему описывали вечно бунтующим против властей неба и земли, который опрокидывал троны и даже держал одного понтифика в плену, Пий VII был покорен, воспрянул духом и наконец согласился со своим старым советником Капрарой, утверждавшим, что это путешествие принесет великое благо религии, а самому папе доставит бесконечное удовлетворение.
Пий VII должен был остановиться в Фонтенбло. Наполеон устроил всё так, чтобы иметь возможность выйти навстречу святейшему отцу и обеспечить ему два-три дня отдыха в этом прекрасном уединенном месте. К тому часу, когда кортеж должен был достичь креста Сент-Эрема, Наполеон направил туда своего коня, чтобы встретить папу, который почти тотчас и появился. Он тут же представился ему и обнял его. Растроганный таким усердием Пий VII с волнением и любопытством смотрел на нового Карла Великого, о котором он уже несколько лет думал как об орудии Бога на земле.
Стояла середина дня. Оба государя сели в карету и поехали в замок Фонтенбло, притом что Наполеон усадил главу Церкви справа. На пороге дворца, выстроившись полукругом, Пия VII встречали императрица, высшие сановники Империи и военачальники. Папа, хоть и привыкший к римской пышности, не видел прежде ничего более великолепного. Затем его проводили в апартаменты, ему отведенные, и, после нескольких часов отдыха, следуя правилам этикета меж государями, он нанес визит императору и императрице, которые незамедлительно вернули ему визит. С каждым разом всё более ободряясь, всё более очаровываясь обольстительными речами хозяина, который обещал себе не только не испугать его, но ему понравиться, Пий VII ощутил к Наполеону привязанность, которую сохранил до конца своей жизни, несмотря на многочисленные и ужасные перемены в жизни изгнанного героя.
Настало время отправляться в Париж и вступить наконец в этот пугающий город, где уже целый век работал человеческий разум, где уже несколько лет вершились судьбы мира. Двадцать восьмого ноября, после трехчасового отдыха, император и папа сели в ту же карету, чтобы ехать в Париж, папа по-прежнему по правую руку от Наполеона. В Париже его разместили в павильоне Флоры, отвели ему весь день 29-го для отдыха, а 30-го представили ему Сенат, Законодательный корпус, Трибунат и Государственный совет. Президенты этих четырех корпусов обратились к папе с торжественными речами, прославляя в блестящих и достойных выражениях его добродетели, мудрость и благородную снисходительность к Франции. Папа выказал живейшее восхищение благородным слогом этих речей, прекраснейшим со времен Людовика XIV.
Население Парижа, собравшееся под окнами, просило понтифика показаться: по всей столице уже разнеслась слава о его доброте и благородном лице. Пий VII несколько раз выходил на балкон Тюильри, всегда в сопровождении Наполеона. Их приветствовали пылкими возгласами, и он видел парижан – парижан, которые сотворили 10 августа и поклонялись богине Разума, – коленопреклоненными и ожидающими его папского благословения.
Мрачные страхи, делавшие решение папы столь горьким, полностью рассеялись. Пий VII оказался рядом с государем, исполненным почтения и заботливости, соединяющим любезность с гениальностью, и посреди великого народа, возвращенного к старым христианским традициям примером славного вождя. Он был в восхищении от того, что своим присутствием добавлял силы его воодушевлению.