История Консульства и Империи. Том III

Если великий европейский вопрос, который в высшей степени неблагоразумно было переносить в Испанию, не решился в 1810—1811 годах, несмотря на огромные средства, следует винить в этом не гений, а политику Наполеона, породившую военные ошибки его военачальников и его собственные. Не найдя решения в Испании, он захотел искать его на Севере (что станет предметом наших рассказов в следующих главах), и мы увидим, какое решение он нашел.

К ошибкам гений зачастую добавляет нежелание их признать и стремление переложить на других, и Наполеон в конце концов разгневался на Массена и отозвал его из армии, подвергнув опале старого товарища по оружию, оказавшего ему столько услуг.

Старый воин вернулся во Францию с сокрушенным сердцем, чувствуя, как померкла его слава, видя, как бегут от него трусливые льстецы, слыша, как повсюду твердят они о том, что он одряхлел, лишился сил и уже неспособен командовать. Вместо того чтобы карать его, Наполеон должен был смотреть на него с умилением и в его судьбе прочесть свою собственную, ибо Массена стал первой жертвой фортуны, а Наполеону назначалось стать следующей, с той разницей, что Массена не заслужил такой участи, а император вскоре заслужит свою. Добавим, что часть кары Массена заслужил — не за несколько мелких ошибок, а потому, что согласился исполнить то, чему противилось его здравомыслие. Такова обратная сторона неограниченной власти, не встречающей отпора, — привычка к повиновению искореняет саму мысль о возражениях, даже в самых сведущих и твердых людях.

хп

СОБОР

Во время столь разнообразных и сложных событий осуществилось и главное желание Наполеона: он получил от Провидения сына, прямого наследника династии, столь желанного Франции, которого он сам ждал с всецелым доверием к судьбе.

Девятнадцатого марта 1811 года, около девяти часов вечера, императрица Мария Луиза ощутила первые родовые боли. Тотчас явился ученый акушер Дюбуа, а за ним и великий врач того времени Корвизар. Хотя молодая мать была превосходно сложена, роды могли оказаться не легкими, и Дюбуа не скрывал тревоги, думая о возложенной на него ответственности. Понимая, что волнение хирурга может быть опасно для матери и ребенка, Наполеон постарался облегчить ему бремя ответственности. «Представьте, — сказал он, — что вы принимаете роды у торговки с улицы Сен-Дени. Не делайте ничего большего. И в любом случае спасайте прежде всего мать».

Наконец, утром 20 марта, без каких-либо опасных осложнений появилось на свет дитя, которому была обещана столь высокая судьба, но довелось встретить на своем жизненном пути только ссылку и смерть во цвете лет. Наполеон принял его в объятия с радостью и нежностью, а когда узнал, что это мальчик, его лицо озарилось такой гордостью, будто Провидение подало ему неопровержимый знак своего покровительства. Он представил новорожденного семье и двору, а затем поручил заботам госпоже Монтескью, назначенной гувернанткой детей Франции.

Пушка Дома инвалидов немедленно возвестила столице о рождении наследника, которому назначалось править большей частью Европы. Заранее было известно, что в случае рождения ребенка мужского пола будет произведен не двадцать один, а сто один выстрел. Высыпавшие из домов горожане с крайней тревогой считали доносившиеся раскаты и, когда послышался двадцать второй выстрел, ощутили почти такую же радость, как в самые прекрасные времена правления. Однако радость эта уже не походила на горячее воодушевление тех дней, когда в Наполеоне видели только спасителя Отечества и общества, восстановителя алтарей, творца национального величия, непобедимого воина, сражавшегося ради славного и продолжительного мира. Темные страхи, внушаемые его неумеренным гением, остудили любовь, разрушили спокойствие и породили тревожные предчувствия. Тем не менее в ту минуту все радовались, вновь поверив в судьбу великого человека, которому, казалось, столь явно покровительствовали небеса.

Согласно декрету, провозгласившему Рим вторым городом Империи, и в подражание древним германским обычаям, по которым принц, наследующий трон, назывался королем Рима, прежде чем получал императорский титул, новорожденный принц был назван королем Римским, а его пышное крещение было назначено на июнь месяц. В настоящую минуту дело ограничилось христианской церемонией малого крещения, и об этом счастливом событии объявили всем государственным органам, департаментам и европейским дворам.