История Консульства и Империи. Том IV. Книга 1

Положение становилось крайне опасным, особенно если подумать, что после письма Меттерниха от 10 декабря, в котором он подтверждал получение ноты от 2 декабря и обещал сообщить о ней членам коалиции, французское правительство не получило более ни одного сообщения. Молчание союзников в соединении с наступлением их армий, по-видимому, указывало, что они уже не думают о переговорах и заняты только довершением нашего уничтожения.

Как ни был активен Наполеон, он успевал собрать силы для сопротивления только к тому времени, когда будет уже захвачена значительная часть территории, и ему приходилось мириться с оккупацией наиболее богатых провинций, терпеть мятежные демонстрации в оккупированных городах и публичное провозглашение имени Бурбонов. Перемирие, даже на самых жестких условиях, стало бы для него в подобном положении счастьем среди великого несчастья, ибо остановило бы армии вторжения, и даже если бы ему не удалось договориться с державами коалиции, он мог бы выиграть еще два месяца, столь необходимых для создания средств обороны. Наполеон был слишком проницателен, чтобы верить, что враги, которых не остановили ни усталость, ни суровая зима, приостановят движение ради простых переговоров. Он даже был убежден, что они отказались от мысли о переговорах и хотят заключить мир только в Париже. Однако

попытка ничего не стоила, ибо в случае неудачи положение просто осталось бы прежним. И Наполеон решился на последнюю попытку переговоров, как ни слаба была надежда на успех.

Он решил послать в лагерь союзников Коленкура и доверил ему две миссии: вести переговоры о мире и попытаться добиться перемирия, если это будет возможно сделать, не выказав чрезмерного испуга. Условия мира остались почти прежними. Наполеон притязал на большую линию Рейна, захватывавшую у Голландии северный Брабант, однако отказывался от возражений против Оранского дома и от притязания создать в Вестфалии государство для короля Жерома. Уступая часть территории Италии Австрии, Наполеон ничего не требовал для себя, но желал получить удел для принца Евгения, для принцессы Элизы и, если возможно, для братьев, Жерома и Жозефа. Как мы видим, отличие этих условий от плана мира, задуманного Наполеоном после получения франкфуртских предложений, было не очень существенным.

Дабы добиться перемирия, Коленкур должен был тайно предложить Австрии немедленную сдачу крепостей Венеции и Пальмановы, что повлекло бы за собой уступку линии Эча, а Пруссии — крепостей Гамбурга и Магдебурга. Естественным следствием оставления четырех крепостей в Италии и Германии должно было стать скорейшее возвращение их гарнизонов, что доставило бы не менее 10 тысяч человек Итальянской армии и 40 тысяч — Рейнской. Договорились, что Коленкур тотчас отправится к французским аванпостам и оттуда напишет Меттерниху о том, что в ответ на мирные предложения, доставленные от его имени Сент-Эньяном, и официальное приглашение начать переговоры, он, Коленкур, прибыл к аванпостам и готов отправиться для переговоров в Мангейм или любое иное место, какое будет угодно выбрать мо-нархам-союзникам.

Если Коленкур, прибыв к аванпостам, так и останется там в унизительном положении, что было возможно, наградой за его унижение станет свидетельство того, что Наполеон хочет мира и трудности происходят не от его упрямства. Когда Франция увидит, какому обращению

подвергается ее переговорщик, общественное мнение переметнется на его сторону.

Наполеон и сам готовился к отъезду, дабы поддержать попытку возобновления переговоров своим мечом. Коленкур отбыл к французским аванпостам 5 января. Он направился в Люневиль, место, прославленное договором, заключенным во времена более счастливые, и, подъезжая к Вогезам, встретил стремительно отступавшие французские армии, впереди которых спасались бегством чиновники. Он слышал речи солдат и населения, видел обнищание офицеров, дезертирство новобранцев и осмелевших роялистов, говоривших о мире, законности и даже свободе. Превосходный гражданин и храбрый военный, Коленкур с сокрушенным сердцем смотрел на захваченные провинции и обращенных в бегство солдат. С гражданской скорбью соединялась в нем скорбь отцовская, ибо с фортуной Наполеона была связана и его собственная фортуна, то есть фортуна его детей, и он был глубоко опечален нависшей над императорским троном опасностью. Он поспешил написать Наполеону, описав всё, что видел, в особенности подавленность некоторых военачальников, сохранявших верность, но совершенно обескураженных, и умолял императора прислать более приемлемые условия мира. В то же время он написал Меттерниху, что удивлен его молчанием, трудно объяснимым в связи с сообщением Сент-Эньяна, что надеется получить от него ответ и ожидает его на аванпостах, в готовности отправиться туда, где будет угодно вести переговоры.