Ней считал своей. После довольно бурного препирательства с Неем Мармон взял одно подразделение этой дивизии и с одним из своих морских полков углубился под покровом темноты в леса, а затем внезапно обрушился на Этож в ту минуту, когда измученный усталостью неприятель начал предаваться недолгому отдыху. Неожиданная атака имела полный успех. Пруссаки и русские, застигнутые врасплох, были вытеснены из Этожа и вынуждены среди ночи спасаться бегством в Берже и Вертю. Мармон захватил большую часть войск русского генерала Урусова и самого генерала с его штабом. Последняя часть боя стоила корпусу Блюхера еще 2 тысяч человек и множества артиллерии.
Так, бой 14-го, названный боем в Бошане, привел к потере Блюхером 9-10 тысяч человек убитыми, ранеными и взятыми в плен. Невозможно было более достойно закончить эту череду выдающихся операций. Почти без сражений, за четыре боя, данных один за другим, Наполеон полностью дезорганизовал Силезскую армию, захватил в плен около 28 тысяч человек из 60 тысяч, а также огромное количество артиллерии и знамен и жестоко наказал самого самонадеянного, самого храброго и самого ожесточенного из своих противников. Было из-за чего гордиться и армией, и собой, и последней вспышкой своей чудесной звезды, чудесной даже в бедствиях!
Наполеон тотчас направил 18 тысяч захваченных пленных в Париж, дабы столица собственными глазами увидела его трофеи, достойные Итальянских войн, и снова поверила в гений и фортуну своего императора!
До Парижа постепенно дошли известия о нежданных победах Наполеона, и парижане, за исключением некоторых людей, сбитых с толку партийным духом или ненавистью к императорскому деспотизму, сердечно им обрадовались. Известие о приближении колонн пленных возбудило горячие ожидания в парижанах, надеявшихся посмотреть на шествие по бульварам уже через два-три дня. Но они едва посмели предаваться радости, ибо в то самое время, как пришла весть о разгроме Блюхера и его генералов в Шампобере, Монмирае, Шато-Тьерри и Бошане, они получили известие и о том, что Шварценберг готов форсировать Сену от Ножана до Монтро, а в лесу
Фонтенбло показались казаки Платова. Наполеона горячо призывали вернуться на Сену. По этой причине он покинул Мармона до окончания боя в Вошане и вернулся в Монмирай, чтобы отдать новые приказы и подготовить новые бои.
Вот что на самом деле произошло в армии Шварцен-берга. В то время как Наполеон передвинулся с Оба и Сены на Марну, государи-союзники отбыли в Труа, а их армии, опережая их, заняли Сену от Ножана до Монтро и даже пытались дотянуться до Йонны, дабы предотвратить опасность быть обойденными слева. Богемская армия намеревалась двигаться на Париж обоими берегами Сены через Фонтенбло и Мелен, в то время как Силезская армия будет подходить к нему вдоль Марны через Мо. Надежда вступить в Париж воспламеняла воображение Александра.
Действиями императора Александра в ту минуту руководили оскорбленная гордость и желание отомстить. Поэтому он приказал приостановить заседания конгресса на том основании, что Коленкур медлил с принятием шатийонских предложений. В этом отношении Александр выказывал упорную решимость и не желал более никаких переговоров. Царской воле всеми силами сопротивлялся Меттерних при поддержке лорда Каслри. Австрийский министр, сторонник умеренности в войне, которая по выходе за известный предел только способствовала усилению роли России, и английский министр, готовый остановиться, если ему оставят Антверпен и Геную, противостояли воле императора Александра. Для этого они воспользовались письмом, тайно отправленным Колен-куром Меттерниху, в котором тот спрашивал, возможно ли добиться хотя бы перемирия в случае его согласия с предложенными условиями. Опираясь на это письмо, они говорили, что нет более причин продолжать военные действия, поскольку Франция готова уступить пожеланиям союзников, что они подвергаются ненужному риску ради цели, которая не может быть признанной целью ни одной из держав коалиции. Поскольку без австрийских войск и английских денег обойтись было невозможно, а Меттерних и лорд Каслри проявили по этому случаю
замечательную твердость, Александру пришлось дать согласие на возобновление заседаний.
Полномочным представителям, всё еще остававшимся в Шатийоне, послали план предварительного мирного договора, принятие которого позволяло в ту же минуту остановить военные действия, однако договор был столь унизителен по форме, что его можно было считать равноценным вступлению в Париж. Удовольствовавшись подобным утешением в надежде, что Наполеон не примет нового плана, император Александр вместе с тем торопил Шварценберга выдвигаться на Париж, дабы не оказаться застигнутым подписанием мира в минуту вступления в столицу.