по опушке леса и внезапно дебушировал со своей пехотой во фланг дивизии Ламота, которая отступила, встав в каре. Он атаковал неприятеля штыками, прорвал несколько каре и был вовремя поддержан генералом Бордесулем, который двинул на неприятеля, видя неподвижность остальной кавалерии, триста молодых кирасиров, прибывших из сборных пунктов Версаля. С пылом и жестокостью, весьма нередкими у молодых солдат, доблестные новички обрушились на баварцев и многих порубили саблями. Так мы лишили дивизию полутора тысяч человек, хотя могли захватить ее целиком.
После боя передвинулись на Сален, где Виктор остановился на ночлег, хотя и получил приказ спешить в Монтро. Он хотел отправить в Монтро генерала Жерара, но войска Жерара были изнурены долгим маршем и двумя боями; авангард надлежало сформировать самому Виктору, обе дивизии которого не участвовали в бою. Маршал этого не сделал: он устал, был болен, подавлен и недоволен Наполеоном, упрекнувшим его в плохой обороне Сены, словом, страдал физически и морально, хотя на поле боя по-прежнему оставался храбрым офицером. Он заночевал в Салене, не дойдя одного лье до моста Монтро, где нас ждали великие результаты, если бы мы успевали за событиями.
Сокрушенный усталостью Наполеон остановился для недолгого отдыха в Нанжи, с намерением подняться, по обыкновению, среди ночи и отправить приказы, которые приходилось отправлять ночью, чтобы они успели прибыть по назначению к рассвету. В час ночи он встал и узнал, что Виктор остался в Салене. Гнев Наполеона был велик, ибо все полученные вечером донесения сообщали, что при отступлении неприятель принял меры, чтобы отстоять мосты в Ножане и Бре. Оставался мост в Монтро, и он был тем более важен, что переходом по нему можно было отрезать выдвинувшийся к Фонтенбло корпус Коллоредо и захватить разом 15—20 тысяч человек. Наполеон предписал Виктору немедленно снимать войска с бивака и мчаться в Монтро. Он приготовился к выдвижению и сам, а прежде чем пуститься в путь, предписал Удино и Макдональду захватить, если это будет возможно, Ножан и Бре, а если не получится,
отходить к нему, Наполеону, чтобы дебушировать всем вместе через Монтро. Гвардия прибыла в Нанжи, и Наполеон приказал ей следовать за Виктором на Монтро.
В тот день ему пришлось принять решение, свидетельствовавшее о значительности недавних побед. По его прибытии вечером в Нанжи неожиданно появился граф Парр, адъютант князя Шварценберга, с предложением перемирия — перемирия, которое несколькими днями ранее Коленкур напрасно предлагал купить ценой жесточайших жертв! Отчего же союзники так скоро растеряли самоуверенность, надменность и жесткость и перешли к благоразумию и умеренности? Это в достаточной мере объяснялось свершившимися событиями и подтверждало значительность последних побед Наполеона. Государи, собравшиеся в Ножане вокруг Шварценберга и поначалу получавшие о Блюхере лишь туманные известия, вскоре узнали о размахе поражения, которое потерпел неистовый генерал, и, догадавшись о присутствии Наполеона по мощным атакам, которым сами только что подверглись, пришли к решениям более умеренным.
Богемская армия находилась в весьма опасном положении, ибо выдвигалась фронтом на линии сражения более чем в двадцать лье, от Ножана до Фонтенбло, и две из четырех ее колонн рисковали быть окруженными и уничтоженными, если Наполеон опередит их на переходе через Сену. Остановить его было необходимо, и Шварценберг пренебрег доводами сторонников беспощадной войны и задумал отправить к Наполеону адъютанта с предложением перемирия. Он говорил, что Наполеон, очевидно, потому ведет столь активные боевые действия, что не знает о том, что происходит в Шатийоне, где временно приостановленные заседания возобновились на условиях, принятых самим Коленкуром, и через несколько часов, вероятно, уже станет известно о подписании предварительного мирного договора. Подобное утверждение было либо обманом, либо наивностью. Коленкур не принял оскорбительного предложения союзников, а только конфиденциально осведомился у Мет-терниха, может ли его согласие повлечь приостановление военных действий. К тому же он задавал этот вопрос
после сражения в Ла-Ротьере, в минуту отчаяния. Однако предположение о том, что после боев в Шампобере, Монмирае, Шато-Тьерри, Бошане, Мормане и Вильнёве Наполеон согласится на возврат Франции к старым границам, да еще откажется от участия в дальнейшей судьбе Италии, Германии, Голландии и Польши, означало необычайную самонадеянность, равную той, какую мы не раз ставили в упрек ему самому.