История крепостного мальчика

Но барыня не отступилась. Походила, потолкалась по рядам, вернулась снова. Стала около Митьки.

- Ест много? - спросила Грыжу.

- Ест? - переспросил староста. - Да не, чего ему много есть. Мало ест, больше пьет воду.

- Так какой он мужик, раз ест мало, - сказала барыня.

Понял Грыжа, что дал маху, стал выкручиваться:

- Так это он зимой ест мало, когда работы нет. А летом - у-у, что птенец прожорлив!

Барыня снова ощупала Митьку, осмотрела со всех сторон, сказала:

- Три. Красная цена ему три.

За три рубля и отдали Митьку.

Взял нечесаный мужик, что был с барыней, мальчика за руку, дернул. А Аксинья, Митькина мать, как заголосит, как бросится к сыну.

- Дитятко мое! - запричитала. - Ох, люди добрые, сил моих нет... Прижала к себе Митьку. - Не пущу, - кричит, - не отдам!

Подбежал Грыжа, оттолкнул Аксинью. А бородатый мужик обхватил Митьку, приподнял, словно куль, взвалил на плечи.

- Ой, ой! - взвыла Аксинья и вдруг смирилась; обмякла, осела и рухнула на землю.

Забился Митька, как карась на уде, заколотил по спине нечесаного мужика ногами. А тот лишь прижал крепче и потащил к выходу.

Впереди, поднимая подол длинного платья, шла барыня. Сзади голосила мать. А на площади прыгали скоморохи, играла гармоника и подвыпившие мужики тянули песню...

КАК ЖИЛИ

Была барыня Мавра Ермолаевна помещицей из бедных. Жила одна, детей не имела. И был у нее всего один дом, десятина земли да две души крепостных кучер Архип и кухарка Варвара.

Когда-то был у Мавры Ермолаевны муж. Служил офицером в армии, да погиб на войне. Получала теперь барыня пенсию. С нее и жила. Стоял дом Мавры Ермолаевны на взгорке, у реки, в самый притык к полям графа Гущина.

Дом барыни был малый - в три комнаты. Во дворе стояли хлев для коровы, сарай для лошади и гусятник. И еще во дворе была банька, при ней-то Архип и Варвара жили. А около баньки росла кудрявая и пушистая, единственная на весь двор березка, и висел на березке скворечник.

Жизнь в доме у Мавры Ермолаевны начиналась рано. Просыпалась барыня с рассветом. Выходила в ночном халате на крыльцо, кричала:

- Варвара! Варвара!

Выбегала заспанная Варвара; шла, помогала барыне мыться и одеваться. Пила барыня по утрам сбитень, потом ходила по подворью. Смотрела, как Архип коня чистит и солому у коровы меняет, как Варвара на кухне возится. Затем Мавра Ермолаевна шла в гусятник. Любила барыня гусей кормить.

- Гусеньки мои, гусеньки! - выводила она старческим голосом.

После обеда барыня почивала. Вставала к ужину. Проверяла, подоила ли Варвара корову. Снова пила сбитень, раскладывала карты и часов в восемь ложилась спать. И так изо дня в день.

Только в субботу день был необычный.

После обеда Архип топил баню. Мылись все вместе.

Вслед за баней начиналось главное - барыня порола своих крепостных. Летом - прямо на улице, зимой - в сенцах господского дома. Архип приносил широкую скамью, Варвара размачивала в соленой воде розги. Когда завела барыня такой порядок, Архип и Варвара не помнили. Давно это было. Привыкли.

Первым били Архипа.

Он неуклюже спускал с себя портки, задирал рубаху и ложился. Рядом становилась Варвара и подавала барыне розги. "Раз, - отсчитывала Мавра Ермолаевна, - два, три..." Двадцать ударов получал Архип.

Затем ложилась Варвара, а розги подавал Архип. Варваре как бабе полагалось десять ударов. Потом Архип убирал скамью, а Варвара вешала сушить розги.

После порки Архип запрягал мерина. И все ехали в церковь, к вечерне, молиться. Архип поерзывал распухшим задом по сиденью и все норовил привстать.

- Садись! - прикрикивала на него барыня. - Садись! Чай, не по лицу била. Нежности большой на том месте нет.

А после церкви ложились спать.

Так и жили из года в год у помещицы Мавры Ермолаевны. Скучно жили.

РОЗГИ

Из-за розог и начались Митькины неприятности в новом доме.

Когда в первую же субботу после бани Архип притащил скамью и стал готовиться к порке, Митька спросил:

- Дядя Архип, а зачем розги?

- Пороть.

- Кого пороть? - удивился Митька.

- Кого? Вестимо кого: нас пороть, - ответил Архип.

- Так за что, дядя Архип?!

- Как - за что? - Архип посмотрел на Митьку, погладил свою кудлатую бороду, сказал: - Для порядку. Ну, чтоб помнили свое место, чтобы барыню уважали... А как же иначе! Иначе нельзя. Мужики, они, знаешь, народ балованный.

Смотрит Митька на Архипа, опять спрашивает:

- И меня бить будут?

- Ну, а чего бы тебя не бить? - отвечает Архип. - И тебя пороть будут. С малолетства привыкать к порядку, стало быть, следует.

Больно было Митьке, когда пороли, а стерпел. И стало мальчику жалко и себя, и Варвару, и дядю Архипа. А больше всего обидно. Решил он розги спрятать. Так и сделал.

Полез в следующую субботу Архип за розгами, а их нет.

Бросился туда, бросился сюда - нет, словно и не было.

Накинулась барыня на Архипа:

- За добром, ротозей, углядеть не можешь!

- Да тут они были, - оправдывается Архип и показывает на стену. - Они уже какой год тут висят, - и разводит руками.

Архип, Варвара, барыня - все розги ищут. Нет розог.

Тогда Мавра Ермолаевна позвала Митьку.

- Брал розги? - спрашивает.

- Нет, - говорит Митька. А сам чувствует, что краснеет.