История лингвистических учений. Учебное пособие

Из всего сказанного авторы «Манифеста» делали вывод о том, что необходимо покинуть «душную, полную туманных гипотез атмосферу мастерской, где куются индоевропейские праформы», и выйти «на свежий воздух осязаемой действительности и современности». Резкая критика предшественников однако означала не разрыв с традицией, а уточнение и развитие ее. Сосредоточение на праязыке, видимо, необходимое на определенном этапе, они призывали заменить более равномерным распределением внимания между различными этапами языковой истории. В рамках младограмматизма и в конце XIX — начале XX вв., и позже выходили фундаментальные описания истории тех или иных языков, прослеживаемой на основе памятников разных эпох. Что же касается изучения живых языков и диалектов, то это вовсе не означало у младограмматиков интереса ни к ним самим по себе, ни к их общим структурным закономерностям. Их изучение лишь дополняло анализ письменных памятников, позволяя обнаружить те или иные реликты древних явлений, найти слова и формы, по каким-либо причинам не зафиксированные в памятниках, и довести компендиумы по истории языков до современности. Кстати, к изучению живых диалектов для этих целей прибегал и А. Шлейхер. «Мастерская, где куются индоевропейские праформы», продолжала работать, был лишь расширен применяемый материал. И в области индоевропейских реконструкций именно мдадограмматики в основном завершили начатую А. Шлейхером работу.

Еще меньше реальных последствий имело другое, само по себе вполне справедливое обвинение Г. Остхофа и К. Бругмана по адресу своих предшественников: «С исключительным рвением исследовали языки, но слишком мало — говорящего человека». Авторы «Манифеста» призывали изучать психофизический механизм человека. Однако и сами младограмматики, за исключением отчасти Г. Пауля, мало обращали внимания на эти проблемы. Заветы В. фон Гумбольдта, иногда принимавшиеся ими в теории, почти не оказывали влияния на их практику.

Главным теоретическим положением, в связи с которым «Манифест» Г. Остхофа и К. Бругмана получил широкую известность, стало сформулированное ими определение лингвистического закона. Данное понятие имелось и у А. Шлейхера, но младограмматики сформулировали его по-иному, очистив от стадиальности и слишком прямолинейного биологизма.

Первым из двух главных методических принципов младограмматизма Г. Остхоф и К. Бругман объявили следующий: «Каждое звуковое изменение, поскольку оно происходит механически, совершается по законам, не знающим исключений, т. е. направление, в котором происходит изменение звука, всегда одно и то же у всех членов языкового сообщества, кроме случаев Диалектного дробления, и все без исключения слова, в которых подверженный фонетическому изменению звук находится в одинаковых условиях, участвуют в этом процессе». Далее говорится: «Только тот, кто строго учитывает действие звуковых законов, на понятии которых зиждется вся наша наука, находится на твердой почве в своих исследованиях. Напротив, тот, кто без всякой нужды, только для удовлетворения известных прихотей, допускает исключения из господствующих в каком-либо диалекте звуковых законов… — тот с необходимостью впадает в субъективизм и руководствуется произвольными соображениями… То обстоятельство, что „младограмматическое“ направление сегодня еще не в состоянии объяснить все „исключения“ из звуковых законов, естественно, не может служить основанием для возражения против его принципов».

Понятие языкового закона младограмматики относили к весьма узкому кругу явлений. Как и их предшественники, они понимали законы только как законы исторического развития языка, но если для А. Шлейхера задачей лингвиста было выявление общих закономерностей развития языков, изменения строя и т. д., то младограмматики все сводили к узкой, но в то же время четко определимой задаче — выявлению того, как проходили звуковые изменения, на материале письменных памятников и, там, где это возможно, современных диалектов. Иногда в рамках младограмматизма (в частности, в «Принципах истории языка» Г. Пауля) ставились и вопросы о закономерностях синтаксических и семантических изменений (в области семантики это расширение, сужение значений, метафорический, метонимический перенос и т. д.), однако в этих областях гораздо труднее было выделять «законы, не знающие исключений», и само понятие закона здесь многими избегалось. В самом «Манифесте» говорится только о звуковых законах.