История Мексиканской революции. Выбор пути. 1917–1928 гг. Том 2

Американцев не устраивал ни один из этих законопроектов. На стороне компаний полностью был тогдашний посол США в Мехико Шеффилд. Он презирал мексиканцев, считая их неполноценной расой, которая должна покориться более цивилизованным американцам и тем самым обрести свое счастье. Именно по инициативе Шеффилда госсекретарь США Келлог выступил 12 июня 1925 года с предостережением в адрес Мексики (в декларации об этом говорилось прямо).

Уже в сентябре 1925 года временный поверенный в делах США в Мексике Шеффилд передал в Вашингтон текст правительственного законопроекта. 22 октября вернувшийся в Мехико Шеффилд в телеграмме в Вашингтон сообщал об успешном обсуждении закона в мексиканском парламенте и требовал немедленного протеста со стороны госдепартамента.[525] Однако госсекретарь Келлог 29 октября ответил своему послу, что из текста закона пока не усматривается его ретроактивный характер, то есть он не затрагивает прав американцев, приобретенных до вступления в силу Конституции Мексики в мае 1917 года. Поэтому формальный протест в виде вербальной ноты Вашингтон счел пока излишним.

[526] Однако Шеффилду рекомендовалось посетить министра иностранных дел и «в дружеском тоне» предупредить его, что никаких ретроактивных статей в новом законе американцы не потерпят. 4 ноября Шеффилд посетил Саенса и попросил у него информации относительно самых важных статей нового закона. Мексиканец уклончиво ответил, что законопроект подвергся серьезной доработке и обсуждать его пока рано, но заверил Шеффилда, что обратной силы закон иметь не будет. Министр подчеркнул, что закон приходится принимать для того, чтобы избежать в будущем проблем с иностранными правительствами по вопросу мексиканской аграрной реформы. Получалось, что Келлог сам инициировал новый закон своей пресловутой декларацией.[527]

Требование информации по еще не утвержденному парламентом другой страны законопроекту было нарушением дипломатических приличий. Американцы добились только того, что Кальес стал спешить и официально внес доработанный закон на утверждение Конгресса 10 ноября 1925 года.

Тут у Вашингтона явно сдали нервы, и 17 ноября Шеффилд передал министру иностранных дел Мексики памятную записку. В ней, как отмечало советское полпредство, указывалось, что закон нанесет ущерб интересам американских граждан, и те будут апеллировать за помощью к своему правительству.[528] Ссылаясь на «соглашения Букарели», Шеффилд опять требовал заключения юридически обязательного американо-мексиканского договора, в котором фиксировались бы все права американцев в Мексике.

МИД Мексики ответил нотой от 25 ноября 1925 года, в которой говорилось, что «соглашения Букарели» не влекут для Мексики никаких обязательств. Мексика готова приступить к обсуждению проекта договора, только если он будет равноправным. 5 декабря МИД Мексики нотой выразил официальное удивление, что США обращаются с возражениями по закону, который еще не утвержден: «…то обстоятельсто, что делается оговорка… о дружественном тоне представления, не мешает тому, что подозрительные умы могут подумать о том, что речь идет о давлении на законодательный корпус… тем более, когда это представление делается на основе газетной информации».[529]

Столь явное вмешательство янки во внутренние дела Мексики только усилило позиции Моронеса и антиамериканский настрой Конгресса, и 31 декабря 1925 года парламент принял подготовленный министром труда вариант «нефтяного закона». Закон предусматривал, что все иностранные нефтяные компании, имеющие в собственности недра, должны в течение года переоформить свои концессионные договоры сроком на 50 лет (статья 14 закона). По истечении годичного срока те компании, которые не переоформили свои права, утрачивали право собственности на участки (статья 15). Права переоформлялись только на те участки, на которых до мая 1917 года велись «позитивные работы» по нефтедобыче или ее подготовке. Остальные участки подлежали возврату государству.

Одно из нефтяных месторождений в Мексике

Американские нефтяные компании не согласились с этим законом, и 8 января 1926 года правительства США и Великобритании направили Мексике ноты протеста.[530] Американцы протестовали против обратной силы закона. В Министерстве иностранных дел Великобритании считали, что в принципе позиция мексиканского правительства не противоречит нормам международного права, поэтому британская нота была мягче. Лондон направил ее только из солидарности с США и по просьбе их правительства (американцам хотелось представить свои интересы как международные).