История Мексиканской революции. Выбор пути. 1917–1928 гг. Том 2

Трамвайщики активно поддержали забастовку железнодорожников, что сделало их врагами КРОМ и Обрегона. Глава столичного федерального округа кромист Гаска урезал подачу тока на линии, и движение трамваев было сокращено. Соответственно, платить трамвайщикам стали меньше. Те пригрозили общей забастовкой, если им не вернут прежний уровень заработной платы. При посредничестве того же Гаски в июле 1921 года все закончилось компромиссом – правительство только провело разведку боем. Однако с тех пор трамвайщики возненавидели Гаску и заключили соглашение о единстве действий со столичными булочниками. Теперь в случае новой забастовки Мехико грозил не только транспортный паралич, но и голод.

Находившиеся под влиянием ВКТ трамвайщики нередко игнорировали требование законодательства о предупреждении властей о начале забастовки за 10 дней, что вызывало недовольство правительства.[240]

В ноябре 1921 года руководство компании уволило еще несколько десятков активных членов профсоюза, формально соблюдя закон – уведомив увольняемых за 36 часов и выплатив им зарплату за три месяца вперед. 8 декабря трамвайщики при поддержке булочников начали предупредительную забастовку, требуя восстановления на работе своих активистов.

На этот раз в дело уже вмешался Обрегон, обычно заявлявший, что у него нет полномочий для непосредственного участия в урегулировании трудовых споров, причем вмешался по просьбе работодателя. Президент назвал забастовку незаконной, так как компания не нарушила требований законодательства при увольнении. Профсоюз активно оправдывался: он бастует не против властей, а только против своей фирмы. Но, увидев, что Обрегон не на их стороне, трамвайщики на манифестации 13 декабря 1921 года потребовали землю крестьянам и заводы рабочим, то есть перешли, по мнению правительства, на позиции большевизма. Обрегон всячески уклонялся от встречи с бастующими, передавшими ему несколько петиций, а КРОМ, отбросив показной национализм, был готов помочь иностранным капиталистам против своих же братьев-мексиканцев, предоставив штрейкбрехеров.[241] 17 декабря Обрегон прекратил забастовку государственным посредничеством – уволенным лишь несколько увеличили компенсацию. 31 декабря Гаска поздравил Обрегона не только с наступающим Новым годом, но и с победой над трамвайщиками.

Однако последние были еще далеко не сломлены. Когда в мае 1922 года последовали новые увольнения, профсоюз потребовал заключения коллективного договора. По сути, это означало признание компанией профсоюза как единственного представителя рабочих и служащих. Обрегон опять высказал свое мнение: компания по закону признавать профсоюз не обязана, но, наверное, сделала бы это, если бы рабочие вели себя более умеренно. Угроза забастовки в мае 1922 года была для правительства особенно опасной – в США шли переговоры о реструктуризации внешнего долга Мексики. На этом фоне Обрегон и КРОМ считали любые забастовки ударом в спину правительству.[242] Однако такие упреки в национальной измене профсоюз не впечатлили. 13 июня 1922 года трамвайщики не вышли на работу, но КРОМ мобилизовал свой профсоюз шоферов и владельцев грузовиков, которые, пользуясь отсутствием конкуренции, стали активно перевозить пассажиров. Забастовка трамвайщиков опять не увенчалась успехом.

Чувствуя катастрофический спад своей популярности,[243]

КРОМ был вынужден обратиться к народу с манифестом, в котором говорилось, что трамвайщики стали «невольным инструментом национальной и международной реакции».[244] Активисты КРОМ говорили на местах, что «рабочее» правительство Обрегона всегда стоит на стороне пролетариата, – если только забастовки законны. В условиях того времени законные забастовки проводил только КРОМ – все остальные попросту объявлялись властями незаконными. Действительно, если в 1921 году 74 трудовых конфликта были решены государственным арбитражем в пользу работодателей, а 41 – в пользу рабочих, то в 1922 году соотношение стало обратным: 90 в пользу рабочих и 12 в пользу предпринимателей.

Это приводило к тому, что предприниматели активно протестовали против «прорабочей» и «предзвятой» линии кабинета министров. На одной из встреч с предпринимателями министр внутренних дел Кальес отверг все обвинения в фаворитизме в пользу КРОМ и предостерег бизнес: «Окончательно ушли в прошлое времена и правительства, которые пулями подавляли желания трудящихся классов улучшить в рамках закона и порядка свои экономические, интеллектуальные и моральные условия».[245]