История Мексиканской революции. Выбор пути. 1917–1928 гг. Том 2

Однако в отношении непокорных трамвайщиков правительство вскоре прибегло именно к пулям. Все развивалось по схеме, уже прошедшей обкатку на железнодорожниках. Агенты полиции доносили, что на своих собраниях трамвайщики активно ругают Обрегона за отход от его пролетарских заверений времен предвыборной кампании 1920 года. В начале 1923 года КРОМ попытался расколоть профсоюз трамвайщиков, но большинство рабочих не пошли за альтернативным кромистским профцентром. Пестковский спустя два года так описывал историю забастовки трамвайщиков в своем политическом отчете в НКИД: «Желая вырвать руководство движением трамвайщиков из рук анархистов, лабористы по тайному соглашению с компанией организуют другой параллельный союз, добиваются его признания компанией, договориваются с ней и срывают забастовку».[246]

Чтобы спровоцировать трамвайщиков, компания в начале 1923 года объявила о сокращении уже не отдельных рабочих, а 10 % персонала. Рабочие пригрозили забастовкой, если компания помимо трех окладов не выплатит уволенным еще и по окладу за каждый год работы. Никакого экстремизма в этом не было – именно такой порядок, например, оговаривался в коллективном трудовом договоре столичных электриков с государственной электрической компанией.

21 января 1923 года началась стачка трамвайщиков, среди руководства которой были коммунисты, и профсоюзы ВКТ пригрозили всеобщей забастовкой солидарности. Выразили солидарность и некоторые крестьянские организации – опять же, главным образом те, что находились под влиянием коммунистов. Водители грузовиков на этот раз даже помогали забастовщикам материально, выделяя им по 2 песо на человека каждый день. Обрегон встретился с делегацией стачечников и «как друг трудящихся» пообещал передать их петицию владельцу компании Конвею (тот сказался больным), если рабочие отступят от своих главных требований, например, от выплаты заработной платы за время забастовки. Однако именно после встречи с Обрегоном кромисты 27 января 1923 года сформировали альтернативный профсоюз[247]

и заверили компанию, что скоро забастовка закончится.

Стачка же, наоборот, распространялась на новые сектора экономики (ее подхватили булочники, кондитеры, телефонисты) и пускала корни в различных регионах страны – впервые угроза ВКТ о всеобщей забастовке стала приобретать реальные черты. Крестьяне в некоторых районах под влиянием призывов ВКТ стали захватывать помещичьи земли.

Правительство выпустило из тюрем уголовников, которые под охраной полиции пытались водить трамваи. Пикетчики закидывали их камнями. Постоянно вспыхивали потасовки. Гаска вывел на улицы 800 солдат, пятеро солдат сопровождали каждый трамвай штрейкбрехеров. Забастовщики ответили на это массовым митингом против КРОМ и Гаски 31 января 1923 года. Участников минтинга принял Обрегон. Он опять говорил о своих симпатиях к пролетариату. Именно по просьбе рабочих (то есть «желтого» раскольнического профсоюза) правительство, дескать, и вынуждено прекратить забастовку, чтобы дать возможность работать тем, кто этого хочет.

10 февраля правительство объявило о возобновлении трамвайного сообщения под охраной солдат. Когда один из трамваев проходил мимо здания местного отделения ВКТ на Калье (улице) Уругвай, путь ему преградили рабочие. Войска открыли огонь. Рабочие забаррикадировались в задании ВКТ и открыли ответную стрельбу, хотя большинство из них были безоружны. Когда войска все же взяли здание, были арестованы более 150 рабочих. В бою погибли четверо и были ранены 15 человек. В погоне за «красными» полиция заодно захватила и штаб-квартиру профсоюза булочников. Министр внутренних дел Кальес заявил, что правительство лишь ответило силой на силу. Обрегон получил телеграмму от профсоюза булочников, которые сравнивали действия «революционного» правительства с политикой «тирана Диаса». Большинство столичных газет и, естественно, североамериканская пресса поддержали жесткие действия правительства против «иностранцев-заговорщиков».

Верхом цинизма было то, что КРОМ поддержал Гаску и одновременно осудил кровавые действия войск и полиции, которые, собственно, и стреляли по команде того же Гаски. КРОМ даже направил письмо директору столичной газеты «Эль Демократа» Вито Алесио Роблесу (он же – сенатор от штата Коауила). В нем подчеркивалось, что КРОМ занимает по отношению к кровавым событиям «нейтральную» позицию, а попытки свалить на него вину за эти события являются «злонамеренными».

Интересно, что сразу же после расстрела забастовщиков Обрегон и Кальес уехали из Мехико. Вито Алесио Роблес попросил оставшегося «на хозяйстве» де ла Уэрту принять забастовщиков в присутствии депутатов Конгресса. Встреча вылилась в единодушные обвинения компании и КРОМ за провоцирование забастовки. Де ла Уэрта согласился освободить около 200 арестованных (в руках полиции осталось семь человек) и выслать замешанных в организации забастовки иностранцев из страны. Уже не в первый раз де ла Уэрта показал себя более последовательным «другом рабочих», чем Обрегон.