История Мираксздания

– Терпеть, – пожал плечами Шрам. – Мы постараемся помочь, но… я даже не знаю, как такой абсурд можно оспорить. Из пальца все высосали, буквально. Давят, надеются, что сдадитесь.

Я кивнул. Повлиять на ситуацию я не мог от слова совсем. Добряк и Шрам продолжали использовать меня как «наживку», в своих интересах, не особо переживая за мою судьбу – им важно было собрать на моем кейсе компромат на полицейских, без ненужной огласки. Впервые я подумал, что мои «помощники» не верят в мою честность до конца. Скорей всего, они думают, что я просто искусно заметал следы, а сам пусть и лучше Полонского, но не настолько, чтобы считаться невинной жертвой. А не «невинную жертву» терять не так совестно.

306-я статья специфическая, а в моем случае – уголовное преследование за обращение к президенту – еще и политическая. Светлана порекомендовала мне взять еще одного адвоката, знакомого с правоприменением этого пограничного состояния «донос-обращение». Сегодня, вероятно, от кейса «президент-гражданин-конституция» любой адвокат бежал бы как от чумы, но тогда желающие защищать меня нашлись быстро и практически без гонорара.

– Это же готовая диссертация! – сказал мне Вячеслав, молодой юрист, которого мне посоветовали друзья.

С ним мы в итоге и договорились. Правда, боясь, что может не потянуть такое дело в одиночку, Вячеслав сразу сказал, что будет работать в паре с председателем коллегии адвокатов Алексеем Павловичем, который дал согласие бесплатно участвовать в процессе.

Так благодаря новому обвинению в моей жизни образовалось целое юридическое бюро.

Когда через неделю, 10 апреля, мы со Светланой и Вячеславом пришли на очередной допрос, нас неожиданно направили к следователю Дротьеву. Он оказался хмурым бритоголовым здоровяком, чуть моложе Передереева; этакой машиной с каменным лицом, которая угрюмо смотрит на визитеров мутными рыбьими глазами-фарами. Увидев нас, Дротьев сказал:

– Вы же Привезенцев?

Я кивнул. Дротьев перевел взгляд на моих адвокатов.

– А вы?

Мои адвокаты представились. Следователь задумался ненадолго, потом кивнул:

– Понял. Проходите, присаживайтесь.

Указал на пустующие стулья напротив стола и снова уставился в компьютер.

– А что с вашим коллегой, полковником Передереевым? – спросила Светлана, располагаясь на стуле.

– Следователь Передереев отстранен от дела, теперь я им буду заниматься, – механическим тоном сообщил Дротьев.

Разницу я увидел быстро – новый наш экзекутор, в отличие от Передереева, вообще не выказывал никакого сопереживания, вдобавок отвергал все наши ходатайства и не включал в протоколы допросов целые абзацы пояснений.

Очевидно, меня действительно решили взять измором.

1 июня 2010 года это догадка снова подтвердилась – когда мы с адвокатами по настоянию Дротьева приступили к знакомству с уголовным делом по надуманным обвинениям по статьям УК РФ 165 часть 3 и 306 часть 2.

Достаточно сказать, что дело насчитывало 32 тома.

Глава 13. Суды. Штраф. Победа

2020 г.

Идея была понятна: чем больше макулатуры, тем легче скрыть абсурд обвинений. Мои противники были уверены, что юристы попросту не смогут продраться через бурелом бумаг. Мы с моей командой юристов знакомились с 32 томами дела до середины августа, по сто раз все прочитали и, кажется, почти выучили его наизусть. В чем меня только не обвиняли… Реальность и вымысел сплелись, как в дешевом фантастическом романе. Увы, когда ложь умело приправляют правдой, она быстро приобретает оттенок правдивости.

После того, как в начале августа мы ознакомились со следственным ремейком романа Кафки «Процесс», оно было направлено в прокуратуру города Москвы. Ровно через месяц, 20 сентября 2010 года зампрокурора Москвы Козлов завизировал обвинительное заключение и направил дело в Дорогомиловский суд города Москвы.

Мои адвокаты обнаружили, что либо в спешке, либо в силу проторенной дорожки «судебной крыши» «Миракса» в Дорогомиловском суде прокуратура Москвы в лице Козлова нарушила подсудность рассмотрения моего дела, и направили жалобу. Дорогомиловский суд был вынужден вернуть дело в прокуратуру, которая перенаправила дело в Никулинский суд, таким образом разрушив «согласованное» рассмотрение моего дела. На это ушло три месяца.

Впрочем, Никулинский судебный спектакль тоже получился масштабным – достаточно сказать, что Школов лично явился для допроса в суде и потребовал наказать меня по всей строгости закона. Также в суд явились Хорев и мои старые знакомые, следователи Агарков и Черкащенко, заверившие суд, что никакого давления и нарушений в отношении меня со стороны сотрудников МВД не было. Не будь я на скамье подсудимых, наверное, рассмеялся бы, когда Черкащенко с серьезным лицом говорил про беспристрастность правосудия. Сразу перед глазами вставала октябрьская сцена, а в ушах звенел его возглас: «О-па, а это что у нас тут за документик?»