История настоящего преступления

На мгновение мне стало его жалко, я ж думал, дело ограничится разговором. Потом я помог чуваку подняться и добраться до туалета. У него был сломан нос, кровь текла ручьем. Он заставил меня сфоткать его на телефон, потребовал, чтобы я переслал ему фотку, мол, он заявит в полицию на Сэма и Алекс. Я посмеялся и демонстративно убрал телефон, типа чтобы показать ему, что он еще легко отделался. Велел ему забыть мой номер и ушел. Больше никогда его не видел.

СЭМ ЛИММОНД

Я тоже не видел. На следующий день я пошел проведать Алекс. Дверь открыла Ким, мы постучались к Алекс. Никто не ответил, и мы вошли в комнату. На кровати лежал листок с надписью: «Прости».

Я весь день звонил ей, но она не брала трубку.

САРА МЭННИНГ

Не слышала эту историю про Джая, Сэма и того парня. Наше расследование не пересекалось с дознанием о смерти Алекс Уилсон. Да, всем было понятно, что исчезновение Зоуи и последовавшее за этим расследование, очевидно, сказалось на эмоциональном состоянии Алекс, но помимо этого никакой связи между делом Зоуи и смертью Алекс выявлено не было. Насколько я помню, сомнений в том, что это самоубийство, не возникло. Алекс страдала психическим расстройством, была склонна к самоповреждению и предприняла попытку суицида в подростковом возрасте. Да, в крови не было обнаружено ни алкоголя, ни наркотиков. Но если, как говорят очевидцы, тот, другой парень действительно ее преследовал, то с ним крайне необходимо побеседовать.

СЭМ ЛИММОНД

Да, ваша книга – о Зоуи, но в то время главной трагедией для меня было то, что случилось с Алекс. До сих пор не понимаю… Шли дни, недели, месяцы, и я всерьез задумался о том чертовом наркомане. И спустя столько лет после трагедии не получается не думать. Кто он? Куда делся? И что, черт подери, ему было нужно?

От издателя

Следующий пост из Фейсбука был опубликован Джаем Махмудом после выхода первого издания «Истории настоящего преступления». Содержащаяся в нем информация не была известна ни Эвелин Митчелл во время написания книги, ни издательству Penguin Random House в период подготовки книги к публикации. С радостью устраняем это упущение во втором издании.

От редактора

На самом деле я очень рад, что у меня появилась возможность прояснить свою роль в событиях «Истории настоящего преступления». Как я уже говорил, в 2011 году мне было двадцать пять лет, и я тоже жил в Манчестере. Я полагал, что в городе с населением около трех миллионов шансы встретиться с героями книги практически равны нулю. А потому недостаточно тщательно проанализировал события своей личной жизни и не предоставил твердых доказательств своей беспристрастности. Да, я не упомянул о своих отношениях с Алекс Уилсон, но не потому, что хотел обмануть Эвелин и ее читателей, скрыть свое участие в деле и подтасовать факты.

Просто так вышло.

Читая главы рукописи, где мистер Лиммонд и мистер Махмуд рассказывают о «наркомане», я попросту не понял, что они имеют в виду меня – не буду сейчас оспаривать правдивость некоторых заявлений. Я не догадался, что Алекс Уилсон – это Лекси, с которой я часто виделся в конце 2011-го – начале 2012 года. И не отнес к себе события в пабе «Грейт-Сентрал» в Фэллоуфилде, где меня, вообще-то, ударили в нос кулаком, а не головой.

Алекс не считала меня своим парнем, а я ее – своей девушкой. Мы виделись всего четыре или пять раз, причем чаще всего в нетрезвом состоянии. Не помню, чтобы она знакомила меня с друзьями или соседками, а у нее в Оуэнс-парке я был всего однажды. Доказательством кратковременности наших отношений может послужить тот факт, что в разговорах со мной она ни разу не упомянула ни Зоуи, ни ее исчезновение.

Меня ударили и недвусмысленно велели держаться подальше от девушки. Я послушался. Больше не переписывался и не общался с Алекс, а о том, что она покончила с собой, узнал только восемь лет спустя, когда мне показали публикацию мистера Махмуда в Фейсбуке. Хотя смерть Алекс была квалифицирована как самоубийство и я возражаю против утверждений Лю, Джая и Сэма о том, что я снабжал Алекс наркотиками, не могу не чувствовать себя отчасти виноватым. Я мог и должен был поступить по-другому.

Что касается более общего обвинения в том, что я «украл» работу Эвелин, это абсолютно не так. Согласно договоренности, которая до недавнего времени не разглашалась по соображениям личного характера, все авансовые выплаты, а также процент от продаж «Истории настоящего преступления» делятся поровну между мной и родными Эвелин. Однако по дальнейшему размышлению я решил пожертвовать свою долю доходов от всех будущих продаж в фонд Ноланов.