История Наташи Кампуш

На вопрос о том, как она боролась с одиночеством, она ответила: «Я не была одинока. У меня была надежда, и я верила в будущее… Я все время думала о своей семье. Их положение было даже еще хуже, чем мое. Они считали, что я мертва. Но я знала, что они живы и угасают из-за мучительных мыслей обо мне. В то время я была счастлива, что могу использовать свои детские воспоминания как дорогу к свободе».

О своем же заточении она сказала: «Порой я мечтала отрубить ему голову, если бы у меня только был топор. Очевидно, затем я отказалась от чего-либо подобного, потому как не выношу вида крови, и я никогда не желала бы убить человека. Я непрерывно искала логические подходы. Сначала побег, затем уж все остальное. Должна ли я была просто бежать с криками по улицам Штрасхофа, ломиться к соседям?» На вопрос, угрожал ли ей Приклопиль, Кампуш ответила: «Да, но только сначала, и я не испытывала страха. Я свободолюбива, и смерть для меня была бы окончательным освобождением, избавлением от него. Я знала, что он покончит с собой».

Пока же продолжалась эта странная жизнь, внешний мир проходил мимо нее. В феврале 2000 года в Австрии в коалиционное правительство вошла правая партия, возглавляемая политиканом Йоргом Хайдером. На центральных улицах Вены, всего лишь в нескольких милях, протестующие бились с полицией, а на страну обрушилось порицание всего мира. В ноябре того же тода во время пожара на фуникулере на лыжном курорте Капрун погибло 155 человек. Оба события потребовали крупных ресурсов полицейских сил — оба события затмили давнее исчезновение маленькой девочки, которую ожесточившиеся детективы и работники детских благотворительных организаций уже считали погибшей.

За год до этого средства массовой информации для Наташи были все еще под запретом, поэтому она так и не услышала и не увидела передач 1999 года по радио и телевидению с шестидесятиоднолетней популярной ясновидящей Розалиндой Халлер, заявлявшей, что она ощущает «энергию Наташи». И далее: «Некоторое время назад я предположила, что она находится на северо-востоке Вены, за плавательным бассейном в Хиршштеттене. Похититель привиделся мне стройным мужчиной примерно сорока лет». Халлер уже предлагала свою помощь во время катастрофы на шахте в Лассинге в 1999 году, также в своей книге, изданной пятью годами ранее, она «увидела» цунами, опустошившее 26 декабря 2004 года многие территории мира. Наташа находилась на севере Вены, но подобная неопределенность не придала полиции нового импульса попытаться ее отыскать.

Где-то в 2000 году Приклопиль разрешил Наташе ограниченный доступ к газетам, телевидению и радио. Жизнь снаружи представала для нее через призму желаний Приклопиля, что именно ей видеть и слышать. Будучи ее надзирателем, он действовал и как цензор. Но Наташа едва ли принадлежала к типу людей, интересующихся всякими пустяками. Ей нравилось слушать серьезные новостные программы по радио и смотреть документальные фильмы о природе. Она вспоминала: «На протяжении первых двух лет я не смотрела новостей. Он лишь запугивал меня. Потом я получила радио и снова смогла слушать австрийские новости. Это действительно было весьма волнующе.

Иногда я получала еженедельную газету. Сначала читал он, а потом и я. Он контролировал все, что я делала. Он проверял, не написала ли я какое-нибудь послание на газете или что-нибудь в таком духе». Проверял с тем, чтобы, когда он ее выбросит, какой-нибудь мусорщик не смог узнать, что он хранит в своем подвале.

Хотя голливудские фильмы и восхищали ее, она находила статьи и программы о личной жизни звезд назойливыми и не касающимися никого, кроме них самих: критерий, который она будет применять к прессе и самой себе, когда ее длительное заточение наконец завершится.

В единственном телевизионном интервью вскоре после побега Наташа дала еще один ключ к пониманию медленно изменявшейся природы отношений «пленница — похититель» на Хейнештрассе, 60. Она рассказала, что потребовала от Приклопиля, чтобы он дарил ей пасхальные яйца и подарки на Рождество и дни рождения:

Я заставила его отмечать со мной эти праздники. Все другие дети и подростки могли сами покупать всякие подарки — я, естественно, нет. А он, понятное дело, считал, что может по крайней мере хоть как-то компенсировать мне это.